Здесь, справедливости ради, сделаем отступление. Санта-Анну традиционно принято считать средоточием всех возможных пороков. В том числе трусом и предателем. Однако трусом он не был. Жесток, амбициозен, бездарен, нечист на руку — все так. Но не трус. С юных лет в армии, лично ходил в сабельные рубки, потеряв ногу под Веракрусом, продолжал руководить боем. И Мексику не продавал. Предлагал всем подряд, от янки до французов, но всех неуклонно и кидал. Что же до подписи, так ведь, имея на выбор, подписать или висеть на дереве (было за что), он поступил вполне разумно. Понимая, в отличие от неискушенных в международном праве победителей, что подпись подписью, а без ратификации парламентом документ не стоит ровным счетом ничего, а парламент такой договор не ратифицирует ни в коем случае. Так зачем рисковать жизнью? И он был прав: парламент Мексики от ратификации единогласно отказался, объявив земли севернее реки Нуэвес временно оккупированной территорией.
Сепаратистов эти нюансы волновали мало. Они вовсю занимались государственным строительством, не отвлекаясь на пустяки. Техас был провозглашен республикой, Сэм Хьюстон после проведенных по всей форме выборов — президентом. Была, конечно, принята и конституция, в третьей статье зафиксировавшая правомочность рабства «на вечные времена». При этом сразу после объявления независимости власти новоиспеченной республики обратились к Конгрессу США с просьбой о вхождении в Союз. Однако не получилось. В Штатах единого мнения не было. Если южане, давние друзья семьи Остин, и вольные фермеры Запада аннексию одобряли и поддерживали, то политики Севера, напротив, не слишком рвались расширять территорию, опасаясь роста влияния южан. Короче говоря, кризис случился нешуточный, выплеснувшийся из кулуаров на улицы, и Сэму Хьюстону аккуратно посоветовали не спешить, после чего президент независимого Техаса отозвал прошение о вступлении. 3 марта 1837 года США официально признали нового соседа. В апреле аналогичный шаг сделал Лондон, предполагавший взять новую республику под опеку, сделав ее своего рода противовесом США, а в мае — Париж, видимо, чтобы не отставать от Лондона.
В общем, все как у людей. Даже лучше. В Техас караванами двигались мигранты, мечтающие о своей земле и домике, их встречали радушно, так что население росло в геометрической прогрессии, уже к 1842 году превысив 140 000 душ. Однако никуда не делась и такая мелочь, как присутствие под боком ничего не забывшей Мексики. Всерьез воевать та пока что опасалась, но камнем преткновения стал вопрос о границе. В свое время, подписывая капитуляцию, их определить забыли, так что первое время по умолчанию считалось, что демаркационная линия проходит по линии фактического контроля, чуть южнее самых южных техасских ферм, то есть по реке Нуэсес. Однако за пять лет новые поселенцы продвинулись за реку, и теперь республика Техас полагала, что ее южный рубеж проходит по Рио-Гранде. А поскольку Мексика с такой картографией не соглашалась, законодатели Техаса приняли резолюцию, объявляющую составными частями республики всю Новую Мексику и обе Калифорнии, а для комплекта еще и части штатов Тамаулипас, Коауила, Дуранго и Синаола. Это был в чистом виде casus belli, явный намек США на то, что, дескать, пора бы и определяться, а не то будет война, нас тут вырежут, и вам будет стыдно. Президент Хьюстон, указаний с Севера не имевший, назвав инициативу «нелепой», наложил на резолюцию вето, но Законодательное собрание быстренько преодолело президентский запрет, после чего мексиканские войска, как и следовало ожидать, вернулись в Техас, задав «независимому государству» изрядную трепку, но так и не сумев закрепиться на территории в связи с активным, хотя и негласным вмешательством США. Оружие «борцам за независимость» шло с севера караванами, волонтеры тысячами, так что техасцы, в конце концов, отбились.
Окончившись ничем, «малая война» тем не менее сыграла важную роль, дав импульс к выходу из политической неопределенности. Вскоре после ее перехода в пассивную фазу, свои услуги по арбитражу в споре с Мексикой предложили англичане. Инициативу радостно встретили как законодатели, уставшие ждать исполнения Штатами своей заветной мечты об аншлюсе (или, точнее, энозисе), так и президент Хьюстон, информированный куда лучше народных избранников и понимавший, что сама мысль об уходе Техаса под лондонский зонтик будет для кого следует серпом по яйцам. Что и произошло. После заключения в 1844 году союза с Великобританией на севере всполошились все. Южане опасались, что Англия, идеолог полной отмены рабства везде и всюду, заставит Техас освободить негров и, хуже того, сделает его второй Канадой — убежищем для беглых, а северяне справедливо предполагали, что оказаться в кольце британских протекторатов означает забыть о какой бы то ни было дальнейшей экспансии. К тому же возникала угроза и карманам: в Нью-Йорке вовсю трудились три акционерные компании, работавшие с техасской недвижимостью, и дивиденды капали в карман очень многим влиятельным людям, независимо от партийной принадлежности и убеждений.
Читать дальше