Федор Лукьянов - Мир на взводе - пружина разжимается

Иными словами, противоречие между трудом и капиталом никуда не исчезло, но сам мир наемного труда стал куда более сложным и менее единым. В известном смысле пролетаризация сопровождалась атомизацией и деклассированием, а также формированием новой глобальной социальной географии, которая, в свою очередь, не могла не отразиться на перспективах мировой политики.

В новой ситуации привычные методы организации, лозунги и политические практики оказывались если и не вовсе неприменимыми, то, по крайней мере, нуждающимися в серьезной корректировке.

Однако это отнюдь не означало, будто марксизм утрачивал свое значение как теория, ориентированная на практическое преобразование общества. В тупике оказывались лишь те теоретики и практики, кто упорно держался старых схем, не желая заново подвергнуть меняющуюся историческую ситуацию критическому анализу (иными словами, те, кто повторял старые выводы марксизма вместо того, чтобы самостоятельно исследовать меняющуюся реальность с помощью марксистского анализа). Между тем именно нарастающие общественные перемены делали этот анализ необходимым и востребованным.

Там, где левые партии продолжали держаться привычных схем либо, наоборот, шли на поводу у либеральной идеологии, модернизма и политкорректности, они постепенно, а порой и довольно быстро приходили в упадок. Но на их место поднимались новые популистские движения, по-новому формулировавшие понятие солидарности.

Парадокс в том, что чем более разношерстным становится мир наемного труда, тем более широкими становятся задачи и лозунги, на основе которых формируются коалиции и развиваются практики солидарности. Старая схема, при которой совпадение интересов рабочих, занятых однотипным трудом на однотипных заводах, становилось основой для классовой общности, из которой вырастала потребность в единой профсоюзной и политической организации, неминуемо уступает место новой перспективе. Формирование коалиции вокруг самых общих социальных и экономических вопросов становится исходной точкой, позволяющей собрать вместе различные социальные силы, которые уже потом, в процессе практического взаимодействия, углубляют свою солидарность и взаимопонимание.

Таким общим интересом становится необходимость сохранить, отстоять или снова завоевать базовые социальные права, утраченные или подорванные на протяжении последних десятилетий ХХ века и в начале XXI века, все то, что составляло практическую сторону социального государства – бесплатное здравоохранение, образование, доступное жилье, общественный транспорт, институты, обеспечивающие вертикальную мобильность в обществе, и т. д. Иными словами, если старая солидарность формировалась «снизу – вверх», то теперь процессы солидаризации идут «сверху – вниз», от широкого объединения и коалиции социальных движений – к объединению и взаимопомощи на локальном уровне. Другое дело, что борьба за базовые социальные гарантии сама по себе не является конечной целью и единственным смыслом новой левой политики, по-прежнему ориентированной на структурное изменение общества.

Известный французский экономист Томас Пикетти в книге с провокативным названием «Капитал в XXI веке» доказывает, что вопрос о социальном государстве оказывается ключевым для нашего времени. «Сегодня, во втором десятилетии XXI века, неравенство, которое, казалось бы, исчезло, не только достигает прежнего исторического максимума, но и превосходит его» [43].

Сокращение неравенства в ХХ веке было отнюдь не результатом естественной логики капитализма, но, напротив, было вызвано нарушением этой логики под воздействием войн и революций. Однако, давая весьма мрачную картину социальной и экономической деградации капитализма, Пикетти ограничивается весьма умеренными рецептами, предлагая в качестве панацеи даже не структурные реформы, а всего лишь укрепление и модернизацию сохранившихся на Западе институтов социальной поддержки граждан на основе прогрессивного налогообложения капитала.

Между тем совершенно очевидно, что в свете накопленного исторического опыта само понятие социального государства должно быть переосмыслено.

Филиппинская общественная деятельница Тина Эбро говорит в этой связи о «преобразующей общество социальной повестке дня» [44].

Аналогичным образом российский социолог Анна Очкина, подчеркивает, что речь уже идет не только и не столько о поддержании жизненного уровня трудящихся, сколько о создании новых механизмов социального и экономического воспроизводства, подконтрольных самому обществу, о переходе от «пассивной демократии» получателей социальных благ к «активной демократии» сознательно организуемого развития в интересах большинства [45].