Эдуард Макаревич - Интимные тайны Советского Союза

Так она и служила в этом заведении. А когда вал советского наступления докатился до Таганрога, любимый доктор Рупп вывез ее в Германию, порекомендовал в театр в Кельне. Когда война кончилась, вернулась в Таганрог и скромно работала в строительном тресте. У нее тоже были свои воспоминания.

«В театре служил тогда всякий народ, я по сравнению с ними была величина. Профессиональных артистов не осталось, шли безголосые девчонки, мелкие актеришки – лишь бы уцелеть, прокормиться. Работникам искусств давались кое-какие привилегии. В продовольственном смысле нас приравняли к полицаям, то есть мы получали триста граммов хлеба вместо ста пятидесяти и котелок супа. Но, конечно, главная радость была – банкеты. Как только премьера или приезд высшего начальства – сразу же банкет. Присутствуют генерал Рекнагель, начальник гестапо Брандт, все их командование. На столах – вино, деревянные тарелочки в виде дубовых листьев с сырами, колбасами, с сырым мясом. Ну, тут уж никто из нас не терялся: крали бутылки с коньяком, бутерброды, печенье, потом выменивали на базаре. В городе тогда ничего не продавалось за деньги, все меняли.

Я участвовала во всех спектаклях. В „Бомбах и гранатах“ меня и девчонок одели в немецкую форму, мы пели их солдатскую песню „Лили Марлен“, но в основном репертуар был чисто любовного содержания. Немцы очень любят песни про любовь, тирольские песенки и еще „Мамахен, шенк мир айн пфердхен“, то есть „Мамочка, подари мне лошадку“…

Я пользовалась большим успехом, была красива… мое особое положение в театре, мой успех избавляли меня от многих неприятностей… Голой я никогда не выступала, отказывалась наотрез, даже в „Рождении Венеры“, где я исполняла главную роль. Этот спектакль готовили специально для Зеппа Дитриха… Зепп приезжал всегда с целой сворой эсэсовцев – все в черных мундирах, проходил за кулисы, шлепал девчонок по мягкому месту и обязательно после спектакля увозил кого-нибудь к себе…».

Через тринадцать лет после войны она неожиданно получила письмо из Западной Германии, от доктора Руппа. Письмо пришло в Таганрог, и почта разыскала ее улицу и дом. Скорее с ведома местного отделения безопасности. С волнением, со страхом вскрывала конверт.

«Meine liebe, liebe Lapitschka! (Моя любимая, любимая лапочка!) Сегодня увидел тебя во сне и сразу же вспомнил и тебя, и наш Таганрог, и милый наш театр. Господи, как далеко ушло то золотое время, когда мы все были молоды, веселы и полны надежд! Где-то сейчас генерал Рекнагель, где Мария, где проказник Брандт, где все наши? Недавно я встретил… попробуй догадайся, кого? Беднягу Леберта! Он все такой же „красавчик“, правда, поседел, и седина его несколько облагородила. Добряк открыл варьете, и как, ты думаешь, назвал он свое заведение? „Бюнте бюне“! Так что „Бюнте бюне“ жива, только Венеру играет какая-то рыжая кляча. Мы со стариком выпили немного, вспомнили тебя и прослезились…» [68] Гинзбург Л. В. Бездна. М.: 1966, с. 126–127, 130. .

И ее долго не отпускала ностальгическая круговерть. Но ответить не рискнула. Что наделал в Таганроге «проказник Брандт», – она-то знала. А вдруг докапываться начнут?

Судьба певицы в оккупированном городе – проституция под видом артистических занятий. Артистизм и певческий талант делали секс пикантным. Это цивилизованно, это по-европейски. Хотя, кто сказал, что публичные дома не европейская традиция? Как и театры, они тоже часть цивилизации. Немцы быстро продвинули эту часть в занятых российских городах. Нашлись добровольные помощники из местных, когда запахло деньгами.

Из сочинений хорошего русского писателя Александра Куприна можно узнать, что в начале двадцатого века, до революции 1917 года, продвижением публичного секса в Малороссии, то есть на Украине, занимался некто Семен Яковлевич Горизонт. Впрочем, как отмечает Куприн, «бог знает, как его звали: Гоголевич, Гидалевич, Окунев, Розмитальский». Тогда «он был одним из самых главных спекулянтов женским телом на всем юге России. Он имел дела с Константинополем и с Аргентиной, он переправлял целыми партиями девушек из публичных домов Одессы в Киев, киевских перевозил в Харьков, а харьковских – в Одессу».

Через тридцать с лишним лет после Сени Горизонта на оккупированной советской территории столицей секса для немцев стал Харьков. Там расцвели притоны и публичные дома, которые содержали местные армяне [69] Семиряга М. И. Коллаборационизм. М.: 2000, с. 680. . С одобрения и поощрения немецкой комендатуры они быстро наладили бизнес на женском теле, недостатка в котором не испытывали. Слава о харьковских публичных домах и чудо-женщинах катилась по всем немецким частям от Орла и Белгорода до Ростова. Кузнецкая улица была на устах у всех отпускников – там сосредоточились бордели для офицеров и солдат. Подкормленные, знойные украинские женщины, отобранные владельцами заведений, старались вовсю, оставляя незабываемые впечатления у фронтовиков. Куда там было немецким «гретхэн»!