Владимир Лакшин - Солженицын и колесо истории

Понятно, куда он метит: война как условие разрухи и революции. Но тенденциозность очевидна в таких лицах, как Ленартович. Если он против «оборончества», ему бы пропаганду вести в войсках, а не бежать в плен.

Воротынцев же – чуть голубоват. Такие полковники бывают у Симонова; все валится, трещит, а он везде поспевает, ничего не боится, самолично, против приказа, организует оборону и т. п. «Мирные» сцены – почти все провальные.

В части идеологии – очень многое почерпнуто из «Вех», да еще приправленных современными интеллигентскими разговорами: даже отношение к Средним векам как некому идеалу.

А вообще – великий талант, ни с кем не сравнимый, и какое несчастье, что обстоятельства делают его таким нащяженно-субъективным и торопливым. Думал: 1) Народ – сугубо русское понятие. В европейских языках нет ему точного аналога: там или нация, или население. Когда говорим «народ», подразумеваем некую угнетенную и воспитываемую массу. Народ – нечто отдельное от говорящего это слово, объект наших сочувствий, требований, объект воспитания.

2) Ныне видно в обществе три слоя жизни и, соответственно, интересов:

а) низший, где еще бедность, голод, забота о куске хлеба, жилье и одежде (рассказ о колхознике из-под Львова).

б) где обеспеченность материальная за последние полтора десятилетия стала очевидной, где оседают огромные суммы денег и где ананасы таскают авоськами, как они только появятся. Это все, что связано с «левым заработком», обслугой, торговлишкой, словом, «живой копейкой». Новый наш средний слой – самый отвратительный, наглый и пока еще не насытившийся материальным благом, а потому равнодушный к духовному.

в) интеллигенция всех мастей, та ее часть, что живет скромно, но думает о духовном. Таких меньшинство. Большая часть интеллигенции, даже писательской, хотя и занимается «духовным производством», по основным принципам жизни принадлежит ко второму слою.

3) Моральные и другие требования должны иметь в виду как бы два уровня – макро– и микромира, где приложение закона будет различным. Одно дело – уровень требований к индивиду – он должен быть наивысшим, абсолютным. Другое – требования к массе – где входят в действие авторитет, власть, инерция, традиция.

Требование нравственного самоусовершенствования – верно на уровне индивидуальном; ложно, утопично – на уровне массы. <.. >

18. VIII.71

У С[олженицы]на на даче произведен обыск, а какой-то его приятель – тяжко избит. Солженицын написал протест по этому поводу: требует наказания «разбойников». <���…>

22. VIII.71

Рассказ, подробно историю с Солженицыным. Он собрался ехать на юг, в Тамбов, кажется, чтобы поглядеть там что-то для следующей части романа. Горлов – автомобилист-любитель, и не друг его вовсе, но помогает ему с машиной – готовил и на этот раз машину к поездке. По дороге испортилось что-то в системе обогрева. В машине жарило – и снаружи 30°. У Солженицына случился тепловой удар. Он повернул машину обратно, послал телеграмму Горлову с просьбой достать на даче какие-то детали в сарае, чтобы починить машину и снова ехать. Когда Горлов приехал на дачу, – увидел, что замка нет, а в доме незнакомые люди. Поднял крик. Его связали и отнесли в лесок рядом. Он кричал, сопротивлялся. Сбежались люди.

Стали требовать у «налетчиков» документы. «Мы на операции», – сказали они, и старший предъявил удостоверение на имя капитана милиции Иванова.

Потом Горлова повезли в милицию, допросили для порядка, а затем Иванов повез его, избитого, в Москву, а по дороге убеждал дать расписку о неразглашении – иначе-де будет плохо: не дадим диссертации защитить, с работы уволим.

Горлов все же рассказал Солженицыну, и тот, лежа больным, бабахнул письмо. Теперь, говорят, Горлова приглашали в странноприимный дом. Некий начальник, обложившись вырезками, прочитал ему наиболее выразительные, потом сказал: «Мы не имеем к этому делу никакого отношения. Это калужская милиция. Она получила сообщение, что готовится налет на дачу Солженицына, и устроила там засаду. В эту засаду вы случайно и попали. Неприятно. Но мы вам поможем. Если есть затруднения с защитой диссертации, – скажите нам, мы поправим дело». Солженицыну тоже позвонили домой, он лежит в постели, и говорили с женой: – Передайте А.И., что мы никакого отношения к этому делу не имеем. Он может жаловаться на калужскую милицию. Другого ответа не будет».

Говорят, что искали компромет. его бумаги, может быть, записи Нат. Ал. о нем, чтобы использовать в обличающей его книге, которую готовят для Запада. <.. >