Борис Тетенбаум - Гений зла Гитлер

Прямо скажем – со стороны Франции это был рискованный шаг, потому что его отказалась поддержать Англия, союзница Франции по Антанте. Но Раймон Пуанкаре был решительным человеком.

Его не зря в свое время прозвали «Пуанкаре-война».

Реакцию в Германии на вторжение можно себе представить. В Руре шли беспорядки такого размаха, что французам пришлось стрелять, и не обязательно в воздух. Были жертвы. Правительство в Берлине призвало к «пассивному сопротивлению» . На практике это означало полное прекращение выплат репараций и всеобщую забастовку. Промышленность Рура встала, управленческий персонал перестал работать, транспорт остановился. Французы попытались ввести собственную администрацию, но это дело долгое, и за пару дней его не организуешь. Тем временем в Рурской области началось что-то вроде «партизанской войны» – пошли акты саботажа и нападения на солдат оккупационных войск. Что, понятное дело, не осталось без ответа – в ходе «операций по умиротворению территории» погибло больше сотни немцев. Одного из «партизан», захваченного с поличным, французы судили военным судом и повесили [2] – что только подлило масла в огонь.

В Германии, собственно, и до «рурского захвата» было очень неспокойно. В апреле 1922 года случилось нечто очень неожиданное – министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау подписал в Рапалло соглашение о сотрудничестве с Советской Россией. И русских, и немцев в числе прочих пригласили в Геную на конференцию по экономическим и финансовым вопросам [3], но предполагалось, что они, отверженные, придут туда «со шляпой в руках» .

А вместо этого они вдруг договорились о восстановлении дипломатических отношений, о взаимном отказе от всяких претензий друг к другу, о широком экономическом сотрудничестве – и за официально объявленными статьями соглашения довольно явно просвечивали другие, неофициальные. Например, связанные с военными вопросами – что, казалось бы, германские националисты должны были приветствовать.

Но Адольф Гитлер посмотрел на заключенное соглашение как на подтверждение самых страшных его опасений. Разве не было очевидно, что евреи-капиталисты в лице Ратенау вступили в союз с евреями-коммунистами, захватившими власть в России? Он говорил, что два национальных государства, Германия и Россия, были разрушены евреями, и вот теперь на их развалинах строится третье государство, которое соединит достижения германской технологии с российским сырьем – и поставит все это на благо евреев.

Можно предположить, что подобное мнение сформировалось у Гитлера в результате того, что он был не в курсе дела.

Соглашение в Рапалло было продолжением уже существовавших тайных контактов между рейхсвером и русскими властями. И идеей было именно налаживание сотрудничества между германской технологией и русским сырьем – плюс к возможности скрывать немецкие военные исследования на русской территории.

Но Гитлер, даже будь он поставлен об этом в известность, в своих зажигательных речах вряд ли изменил бы хоть слово. Он чувствовал «настроение своей публики» как никто другой. И этому вскоре последовало подтверждение.

В конце июня 1922 года Вальтер Ратенау был убит.

Оговорка насчет того, что у Гитлера была «своя публика», сделана не случайно. Его взгляды в чистом виде мало кто разделял – убийство министра иностранных дел Рейха вызвало шок. На демонстрацию протеста в Берлине вышло больше миллиона народу.

Но настроение понемногу менялось.

Ратенау убили боевики из организации «Консул» [4]. Это было подпольное ответвление крайне правого националистического движения. От НСДАП отличалось тем, что делало ставку не на «работу с массами», а на «конкретные действия». Спрос на «конкретику» в Германии начала 1923 года очень вырос – следовало опасаться, что Франция на оккупации Рура не остановится.

Правительство Баварии объявило чрезвычайное положение.

Опасения властей были велики и разнообразны. С одной стороны, следовало сделать все возможное для организации сопротивления – и поэтому втайне готовилось ополчение. С другой стороны, можно было ожидать «патриотического мятежа», и тут НСДАП рассматривалась как возможный детонатор. Поэтому планируемое партией «шествие» – что-то вроде торжественной демонстрации – было запрещено. Гитлер был вне себя от ярости и заявил, что демонстрация пройдет вне зависимости от разрешения или запрещения. В итоге дело уладил капитан Эрнст Рём – он свел Гитлера с местным командующим рейхсвером фон Лоссовым, и Гитлер заверил генерала, что «марш будет мирным» .