Борис Тетенбаум - Гений зла Гитлер

Какой уж тут «удар в спину»…

Другое дело, что широкая публика ничего об этом не знала. В 1918 году германские войска занимали Украину, Польшу, Прибалтику, 12 июня вошли в Тбилиси, a сенат Финляндии подыскивал принца из дома Гогенцоллернов на престол замысленного было финского королевства. С режимом гетмана Скоропадского у Германии был подписан «Договор о дружбе», Крым был занят немецкими войсками, которые не пустили туда турок, своих союзников. В Берлин одна за другой текли самые неожиданные депутации – там побывали «калмыцкий князь Тундутов», представитель «Военного Совета Русских Мусульман» Осман Токубет, посланцы Грузии, Армении и даже какой-то «крымский граф Тадичев»…

Кайзер внес свой вклад в идеологическую подготовку к победе, заявив на банкете для военных в честь 30-летия своего правления:

«…либо германо-прусско - тевтонская мировая философия – справедливость, свобода, честь, мораль – возобладает во славе, либо англо-саксонская философия заставит всех поклониться золотому тельцу. В этой борьбе одна из них должна будет уступить место другой. Мы сражаемся за победу германской философии…»

Ну что взять с кайзера – он избытком интеллекта не отличался.

Но нечто похожее говорил и Томас Манн. Его, вроде бы оторванного от мира художника, подчеркнуто аполитичного человека, Великая война тоже не оставила равнодушным, и он отстаивал право Германии на то, чтобы «повести за собой человечество» . И что «старой, утомленной «латинской цивилизации» пора уступить дорогу молодой германской культуре» .

Но нет, нет и нет – война была проиграна, проиграна безнадежно. Переговоры о перемирии начались еще в октябре – для этого, собственно, принц Макс Баденский и был сделан рейхсканцлером. Он давно стоял за заключение мира и считался наиболее приемлемой фигурой для переговоров со странами Антанты. Но оказалось, что союзники вообще не хотят говорить ни с германскими монархистами, ни с военными. Макс Баденский передал власть Фридриху Эберту [3], по его мнению – самому подходящему лидеру социал-демократов.

Надо было во что бы то ни стало удержать порядок.

У Адольфа Гитлера никаких сомнений в необходимости удержания порядка не было. По выписке из госпиталя он получил предписание явиться в Мюнхен, в центр формирования его полка – и он так и сделал. Благо поезда в Германии еще ходили, несмотря на революцию. В Мюнхене, однако, революция Гитлера все-таки настигла.

Еще 7 ноября 1918 года, то есть за два дня до бегства кайзера из Берлина, в Мюнхене советом солдатских и рабочих депутатов была провозглашена Баварская республика. Династия Виттельсбахов [4] объявлялась свергнутой.

В числе множества вопросов, связанных с низложением короля Людвига III, был и такой: по традиции войска в Германии присягали лично своему монарху, и традиция сохранилась и в Рейхе, построенном Бисмарком. Скажем, прусские полки присягали не Вильгельму II, кайзеру Германской империи, а Вильгельму II, королю Пруссии – хотя это и было одно и то же лицо. Соответственно, вновь сформированный в 1914 году 16-й Резервный Баварский полк присягал государю Баварии.

B его отсутствие, по идее, верность данной присяги либо исчезала вообще, либо переходила к человеку, сменившему короля на посту главы государства. В ноябре 1918 года новый глава государства отсутствовал в принципе – Баварская республика пока что не разобралась со своим устройством, но вот новый глава правительства уже как бы был.

Во времена больших социальных потрясений на поверхность выносит людей очень странных – Курт Эйснер был одним из них.

В 1918 году ему исполнился 51 год. Он по профессии был журналистом, работал в Берлине, сначала занимался театром, потом в течение добрых двадцати лет писал острые социальные сатиры – а потом бросил жену с пятью детьми, перебрался в Мюнхен, обзавелся там новой подругой, тоже журналисткой, и начал интенсивно заниматься политикой.

Эйснер был провозглашен министром-президентом Баварии буквально на ровном месте – просто потому, что так решила отколовшаяся от партии социал-демократов фракция, объявившая себя независимыми социал-демократами.

Выбор был, прямо скажем, неудачен.

В католической Баварии не любили евреев, а уж пруссаков и вовсе терпеть не могли. Hy, а Эйснер – маленький, в пенсне, с длинной бородой – был еврей из Пруссии. Да еще и некрещеный, да еще и говорил с ярко выраженным прусским акцентом. Однако выбор все-таки пал на него – он считался «борцом» и «мучеником» . Борцом – потому, что был пацифистом и с 1917 года выступал против войны. A мучеником – потому, что его дважды сажали в тюрьму. B первый раз – еще до войны, в Берлине. Ему тогда дали 9 месяцев за то, что он написал нечто насмешливое о кайзере. Второй раз Курт Эйснер сел в тюрьму в январе 1918-го за призыв к забастовке и отсидел восемь месяцев. Так что в ноябре его ореол мученичества был еще свеж, пришелся очень кстати, а горячие речи, обращенные к рабочим и солдатам, сделали остальное. Курт Эйснер стал главой правительства.