Зак Ибрагим - Сын террориста. История одного выбора

В этот момент в Питтсбурге действительно орудует серийный насильник. Несколько жертв преступника описывают его внешность как “латиноамериканскую или ближневосточную”. И полиция относится к обвинениям, выдвинутым Барбарой, со всей серьезностью. К тому времени, как нашему другу-адвокату удается убедить их, что она просто выдумала эту историю, мой отец уже раздавлен страхом и унижением. Он перестал спать в одной постели с моей матерью. Он постелил свой молитвенный коврик рядом с батареей в гостиной и спит на нем, свернувшись калачиком. Он перестал есть. Он только и делает, что спит и молится о своем спасении. Даже прихожане мечети не знают, кому верить, — по ощущениям матери, они разделились примерно поровну. От этого отцу еще больнее, и эта боль растет и растет, словно раковая опухоль, глубоко внутри. В мечети должны состояться специальные слушания. Члены управляющего совета встревожены спорами среди прихожан и хотят сами разобрать это дело. И они в любом случае не доверяют американской судебной системе.

Моя мать не раз в последующие годы будет рассказывать нам о той сцене в мечети. Барбара явилась со своей сестрой, ее бойфрендом и целой толпой агрессивных друзей-мусульман. Атмосфера такая напряженная, что вот-вот может начаться драка. Мой отец сидит молча, он склонил голову и вцепился руками в колени. Барбара повторяет свои обвинения: мой отец ее изнасиловал, а мы все украли у нее вещи. Она требует возмещения ущерба. Сердце матери разрывается от боли за мужа. В его собственной мечети поставить под сомнение его преданность Аллаху!

Один из членов совета просит Барбару описать тело моего отца.

“Волосатый, — говорит она. — Волосатая грудь. Волосатая спина. Волосатый ”.

Моя мать прыскает со смеху.

Отец вскакивает на ноги. Он обращается к совету: “Хотите, я прямо сейчас сниму рубашку, чтобы вы убедились, что эта женщина лжет?” По иронии судьбы его тело не соответствует стереотипу о выходцах с Ближнего Востока.

Отцу говорят, что раздеваться необязательно. Члены совета убеждены в его невиновности. Чтобы закрыть дело, они дают Барбаре 150 долларов за одежду, которую, как она утверждает, у нее украли. Она выглядит довольной и в сопровождении своей свиты выметается прочь. В довершение картины выясняется, что все это время она находилась в мечети в обуви.

Мои родители пытаются снова наладить жизнь в Питтсбурге, но ничего не клеится. Слишком велико было это унижение для моего отца. Воздух словно пропитан тоской и бессилием. Моя мать слишком напугана, чтобы снова вернуться к своему миссионерству. Мой отец не может смотреть в глаза своим друзьям из мечети. И, на самом деле, вообще никому. Он работает. Он худеет. Единственное мое воспоминание об этом периоде — отец стоит на коленях на своем молитвенном коврике в гостиной, согнувшись пополам то ли в молитве, то ли от боли. А скорее всего, по обеим причинам.

В июле мы уезжаем из Питтсбурга, и на какое-то время наша жизнь снова озаряется светом. Моя мать преподает первоклассникам в исламской школе в Джерси-Сити. Мой отец больше не может найти работу ювелира, но устраивается в компанию, которая занимается монтажом сценического освещения, и становится приятно упитанным от стряпни моей матери. Они все больше сближаются. Египетская община в городе — это просто чудо: повсюду арабские магазины, на улице множество мужчин в длинных рубахах и женщин в хиджабах. В нашей новой мечети Масджид Аль-Шамс не так много занятий для женщин и детей, как это было в Питтсбурге, но мы регулярно приходим сюда на молитву (я изменил название мечети из уважения к нынешнему приходу). После работы мой отец устраивает нам пикники в парке. Он играет со мной во дворе в бейсбол и футбол — в такую, прямо скажем, дошкольную версию этих игр. На нашу семью снисходит настоящее спокойствие. Но однажды директор школы, где преподает моя мама, вызывает ее к себе в кабинет и говорит ей, что все в порядке, беспокоиться не стоит, все будет хорошо, но ему только что позвонили: у отца на работе произошел несчастный случай. Он в больнице Св. Винсента, в Нью-Йорке.

Папу ударило током. Он поправится, но разряд был такой сильный, что ему обожгло руку, в которой он держал отвертку, сбросило со стремянки, и он потерял сознание. Ему делают операцию. Сгоревшую кожу тщательно снимают и пересаживают на руку кожу с бедра. Моего отца учат, как ухаживать за ожогами, отправляют домой на поправку, снабдив обезболивающими препаратами, а также рецептом на очень сильный и не очень предсказуемый антидепрессант. Он не может работать. А содержать свою семью всегда было критически важным для него как для мужчины и как для мусульманина.