Лев Вершинин - Грозная Русь против «смердяковщины»

Картина, скажем прямо, нарисовалась плохая. В частности, выяснилось, что еще летом три знатнейших боярина Москвы: Михайла Воротынский, Иван Вельский и Иван Мстиславский – получили из Вильно предложение «перейти под высокую королевскую руку». Указывалась и конкретика: Сигизмунд предлагал просто и без затей захватить царя и выдать его врагу, а на престол посадить Владимира Старицкого, причем действия заговорщиков король обещал поддержать «со всех сторон доброй подмогой». Упирая на то, что, мол, не стоит стоять в стороне от некоего дела, обреченного на успех. Опять-таки, и рад бы усомниться, но отступаю перед авторитетом великого Зимина, ничуть в истинности сюжета не сомневавшегося. И неспроста: как бы там ни было, на Рождество 1567 года король сосредоточил в районе Минска «до 100 000 человек войска для прямого похода на Москву в ожидании там боярского мятежа», но, получив уже там, под Минском, известие о казнях в Белокаменной, вообще отменил поход.

Но вот незадача.

Головы наконец-то летели.

Не могли не полететь в такой ситуации.

Однако же считать, что рубили всех подряд, будет грубой ошибкой.

Напротив, разбирались с каждым отдельно, и многих оправдывали. А некоторые данные свидетелей просто лживы: скажем, князь Иван Куракин-Булгаков, по версии Штадена, жестоко пытанный и казненный, на самом деле был жив и в чести еще в 1577-м. А того же Михайлу Воротынского, письма от короля хоть и получавшего, но на приманку не клюнувшего, не тронули. Не пострадал и Иван Мстиславский, благополучно переживший Опричнину. И даже, странное дело, сам Федоров-Челяднин, вопреки логике, отделался легко. А может быть, и не вопреки. Он был очень стар, очень заслужен, очень авторитетен на Москве, можно предположить, что очень успешно и тактично оправдывался – и в итоге всего лишь, уплатив огромный штраф, поехал в ссылку в уютную Коломну. Однако же ненадолго. Расследование продолжалось, и следует полагать, по ходу его вскрылись какие-то вовсе уж страшные детали, потому что дальнейшие поступки Ивана совершенно выходят за рамки уже привычной нам манеры поведения. Как сообщает Альберт Шлихтинг, царь приказал доставить старика во дворец, усадил его на трон, поздравил, с поклоном сказал: « Теперь ты имеешь то, чего искал, к чему стремился, чтобы быть великим Князем Московским …» – и собственноручно заколол кинжалом. Из чего (это про собственноручно) лично я делаю вывод, что нервы у Ивана к концу следствия пошли вразнос, но красноречивый комментарий по сему поводу летописи («По грехом словесы своими погибоша») никаких возражений не вызывает.

Поясню окончательно. Сразу после раскрытия заговора и ссылки Федорова-Челяднина его огромные «отчины и дедины» – кстати, что важно, примыкавшие к Новгородской земле, – были забраны в казну и переданы в Опричнину. И только. Никаких мер сверх того принято не было. А вот после казни вельможи (хотя, казалось бы, теперь-то зачем?) летом 1568 года Иван организует неслыханную на Руси акцию: карательный поход внутри своего собственного царства, конкретно – в бывшие владения бывшего конюшего, и считает эту операцию настолько важной, что возглавляет ее лично. Выходит, было в самом деле в дополнительных материалах следствия что-то этакое, заставившее учинить в челяднинских имениях (и только там, земли других заговорщиков чаша сия миновала!) погром с поджогами и реальным кровопролитием. Всего за месяц – с середины июня по середину июля, – согласно поминальным синодикам, куда вписывали все имена неукоснительно, в вотчинах Федорова-Челяднина было убито 369 человек. Если совсем точно, то 293 «слуг боярских» и несколько десятков боярских дворян. То есть, надо полагать, вся боярская дружина. А вот по «черным людям» коса не прошлась. Кто-то из простецов, возможно, и попал под горячую руку, но в целом, как отмечает тот же Скрынников, « террор обрушился главным образом на головы слуг, вассалов и дворян, но не затронул крестьянского населения боярских вотчин ». То есть, выходит, не садизм, не разграбление всего подряд, а удар по конкретному слою. Единственным объяснением чему, на мой взгляд, может быть только то, что совсем немаленькое воинство конюшего было в курсе, что предстоит делать, и не возражало – то есть, так же как и господин, было прямо повинно в государственной измене.

И в дополнение.

Следует отметить, что авторитетнейший историк Дмитрий Володихин критикует «опричный террор» по двум пунктам:

во-первых, по его мнению, репрессии Ивана обезглавили русскую армию, выбив из жизни около пяти десятков «генералов», то есть примерно треть высшего командного состава. Причем наиболее качественного: « бесстрашного И. В. Шереметева-Болыпого, энергичного В. И. Умного-Колычева, рассудительного А. Ф. Адашева, опытных кн. И. И. Пронского Турунтая и П. М. Щенятева », после чего «… военное руководство перешло в руки воевод, не имевших особых заслуг, опыта и способностей ».