Лев Вершинин - Грозная Русь против «смердяковщины»

Потому две головы с плеч, а остальным намек.

А вслед за тем – не день в день, но вскоре – бежал Курбский. Казалось бы, без всяких оснований, с поста главного наместника в Ливонии, «аки тать в нощи», бросив жену с детьми на произвол «тирана и деспота» (который их пальцем не тронул), но не забыв прихватить очень много денег. Бежал, как только узнал о казни Репнина и Кашина, что само по себе еще ни о чем не говорит: до того не значит из-за того, – а вот будучи дополненным некоторыми деталями, говорит о многом. Совершенно точно ведомо, например, что задолго (минимум за полтора года) до бегства князь Андрей установил контакты лично с королем Сигизмундом и его «ближним кругом», получив от них официальные, с подписями и печатями, гарантии «королевской ласки», – то есть, называя вещи своими именами, стал штатным (и платным) агентом врага. Более того, известно и что за год до побега князь, находясь в полной силе и славе, взял большой заем у какого-то монастыря и вся сумма, взятая в долг, была не потрачена, а находилась при нем во время бегства – то есть вариант отхода был просчитан заранее.

И на том довольно о Курбском. Сволочь он был по жизни и кончил плохо – на том и весь сказ. Разве что, связывая воедино все сказанное, считаю возможным предполагать, что в самом деле к бегству князя, не знавшего, о чем там в Москве уже знает царь, подвигли именно поражение на Уле и последовавшая за оным казнь Репнина, служившего ранее, кстати, под его руководством. Куда важнее другое. Затеяв свою знаменитую переписку с Иваном, князь Андрей, совершенно несомненно, руководствовался своим чересчур развитым ego. Типа, не догоню, так согреюсь. Хорошо зная друга детства, он ничуть не сомневался, что тот будет уязвлен, и радовался этому. Однако, при всей образованности, был, видимо, глуп, потому что в первом же своем письме проговорился о том, о чем не следовало бы говорить. А Иван, как ни обидчив был, умом обладал незаурядным – и, прочитав о «сильных во Израиле», которые не забудут и не простят, все понял вполне конкретно, сделав вывод, что беглец говорит не только от своего имени.

По сути, главным врагом царя оказывалась не Вильно, а Москва. Не вся, конечно, но аристократическая – однозначно. Тем паче что переплетение родственных связей, многократно перекрещенное свойство, дружба и так далее предполагали, что вполне надежных людей среди «старомосковских» просто нет и потенциально в заговорах, нынешних или будущих, могут оказаться завязаны все. Или, по крайней мере, все по-настоящему сильные. Такие роды, как недавно еще «худородные» Захарьины или Годуновы, конкурируя с княжатами, скорее всего, оказались бы на стороне престола, но их сил, влияния, да и военных возможностей для успеха при вероятной конфронтации, безусловно, не хватало. А необходимость пока не поздно наносить по княжатам удар была отчетливо необходима. И направление удара тоже подразумевалось само собой: разбить «обоймы», разорвать те самые связи «отчичей и дедичей» с их «отчинами и дединами», вырвать из традиционной почвы.

Иными словами, вопрос стоял об уничтожении основы основ, о ломке традиции раз и навсегда. Не просто об ограничении в наследственных правах, как было сделано в 1562-м, но именно лишении аристократии основных ее прав, привилегий и, главное, возможностей, непоколебимо наследованных от предков. Учинить такое просто указом государя было невозможно: его бы просто сбросили. Провести подобное через Думу – тем более, даже предлагая взамен «отчин и дедин» более выгодные владения: это сочли бы просто насмешкой и опять-таки сбросили бы, и никакие «новые люди», никакие Годуновы и Захарьины ничего бы не сумели сделать. Выбор был предельно прост: или делать вид, что все нормально, ограничиваясь точечными репрессиями и лавируя (но такая политика надолго не годилась – напряжение в элитах было слишком велико), или идти ва-банк…

Сразу.

Всем, кому что-то не нравится, напоминаю: в данном случае я не ученый, строящий гипотезы. Я просто человек, берущий общеизвестные факты и проверяющий их на оселке элементарной житейской логики. Так, как сам понимаю. Без всяких идеологий и без всякой морали в стиле г-на Лунгина или, не приведи боже, г-на Радзинского. И если какой-либо конкретный факт в моей трактовке вам не по нраву – гип-гип-ура. Опровергайте. Но только, чур, без ссылок на карамзиных-костомаровых, которые, как и мы с вами, не критерии истины, а логикой. Своей. Житейской. Без слюней и соплей по любому из возможных поводов.