В этом отношении показательно, что в статьях о Л. П. Карсавине в Большой Советской Энциклопедии (т. 11, с. 459-460, 3-е изд. М., 1973) и в Философской энциклопедии (т. 2, с. 466. М., 1962) не упомянута "Поэма о смерти", которую сам автор считал своим главным произведением (об этом см. ниже). Впрочем, библиография, приведенная в этих статьях, вообще весьма неполна, в одной статье не хватает одних книг, в другой - других, в обеих отсутствует упоминание о книге "Св. отцы и учители Церкви" и о шеститомной "Истории европейской культуры", не говоря уже о статьях, среди которых есть весьма важные для характеристики автора, например,- "О свободе". В БСЭ предпринята попытка охарактеризовать метафизическую "систему" Л. П. Карсавина, причем говорится о влиянии на него русской философии, "особенно В. Соловьева", и раннехристианских учений, обозначенных в целом: патристика, Ориген. Усматривается "известное сходство со схемой диалектического процесса у Гегеля". По этому поводу мы видим необходимость высказать некоторые соображения.
Как уже говорилось, "системы" в собственном смысле у Карсавина не было и нет. Что же касается влияний - это вопрос весьма спорный. Для утверждения о влиянии должны быть основания, но доказать отсутствие влияния, пожалуй, еще труднее. Во всяком случае, вряд ли можно говорить об "особенном" влиянии со стороны В. Соловьева. Л. П. Карсавин относился к последнему без особой симпатии, при случае отпускал шпильки в его сторону: "Хороша, нечего сказать, неподвижная Любовь" (о стихотворной строке "Неподвижно лишь Солнце Любви") или: "Не добро же надо оправдывать" (по поводу "Оправдания добра"). Из того, что и Соловьев и Карсавин говорят о Всеединстве, причем говорят отнюдь не одно и то же, совсем не следует наличие существенной связи между ними, в пользу такого предположения едва ли можно найти что-нибудь, кроме весьма внешних соображений. Из русских философов Л. П. Карсавин ценил А. С. Хомякова, Ц. М. Достоевского и С. Л. Франка. В отношении раннехристианских учений надо говорить не о влиянии, а о сознательной опоре на святоотеческую традицию, причем не на патристику вообще, а конкретно на труды св. Григория Нисского и св. Максима Исповедника. Вряд ли можно найти у Л. П. Карсавина хоть какие-нибудь следы "влияния" Оригена, если не считать названия книги "РЕСЙ БСЧПН". Не совсем понятно, что имеется в виду в замечании об "известном сходстве" с диалектической схемой Гегеля, поскольку "известное сходство" - понятие крайне растяжимое. Если диалектика Л. П. Карсавина к кому-нибудь и восходит, то не к Гегелю, а к Николаю Кузанскому, которого Карсавин очень ценил. Об этом см. его книгу "Дж. Бруно".
Вернемся к биографии. После установления в Литве Советской власти столица республики перенесена в Вильнюс и туда же вскоре переводится Литовский государственный университет. Еще перед этим Л. П. Карсавин перевез свою семью из Франции в Литву и теперь поселяется в Вильнюсе всем домом, за исключением средней дочери, Марианны Львовны, вышедшей замуж за П. П. Сувчинского и оставшейся в Париже.
О времени немецкой оккупации Л. П. Карсавин позднее в письме к Е. Ч. Скржинской пишет: "...при немцах не преуспел, так как был против них. С самых первых дней был уверен в торжестве России и хотел с ней воссоединиться". После освобождения Литвы в 1944 году Л. П. Карсавин назначен директором Вильнюсского художественного музея. Оставив университет, он читает лекции в Художественном институте по истории западноевропейского искусства и истории быта.
Все эти годы и последующие Л. П. Карсавин занят работой, замысел которой без преувеличений можно было бы назвать грандиозным. Он поставил себе задачу написать Всемирную историю, понятую в свете христианской метафизики. "Историческая наука, - пишет он, - осмысляя развитие человечества, осмысляет мир. Но она должна это делать сознательно и может достичь своей цели лишь излагая действительно общечеловеческую конкретную историю. Моя задача - дать общий (значит - абстрактный) обзор этого конкретного процесса". Однако эта работа осталась незавершенной.
В самые последние годы жизни Л. П. Карсавина изменившиеся обстоятельства дали повод к новому и несколько неожиданному взлету его религиозно-философской мысли: он написал стихи "Венок сонетов" и "Терцины". По содержанию это - стихотворный монолог, обращенный к Богу. Он использует эту форму, чтобы передать свои идеи, не рассеивая мысль в аргументацию и рассуждения, чтобы прямым именованием выразить онтологическое содержание действительности. В пояснение к стихам был написан "Комментарий", а затем были написаны статьи: "О Молитве Господней", "О бессмертии души", "Апогей человечества", "Об искусстве", "По поводу рефлексологии" и еще на литовском языке: "Дух и тело" и "О совершенстве".
Читать дальше