Владимир Губарев - От сохи до ядерной дубины

– Необычно было?

– Нас посадили в вагон, сказали, чтобы нигде не выходили, пока не окажемся в тупике… А там вас, мол, встретят… Так и случилось. И уже на «Объекте» началась совсем иная жизнь. Я попал к Александру Сергеевичу Козыреву и поначалу занимался взрывчаткой. А затем Козырев начал исследовать проблему «обжатия с помощью ВВ малых масс трития» – пытались получить термоядерную реакцию без использования делящихся материалов. Я ушел вместе с ним на это направление… Ну и занимались отдельными ядерными зарядами… Кстати, на днях я завизировал проект указа президента о снятии с вооружения заряда, в разработке которого я вместе со своими коллегами участвовал. Когда-то, почти сорок лет назад, участвовал в рождении заряда, а сейчас поставил свою подпись, чтобы прекратить его производство и снять с вооружения.

– А как становятся в Арзамасе-16 директорами? Обязательно нужно иметь «свой» ядерный заряд?

– Желательно… Исполняющим обязанности директора меня назначили в конце 72-го года, а с 74-го был официально утвержден.

– Вы были молоды. А рядом мэтры – академики, лауреаты. Вам было трудно?

– Как-то складывались сразу нормальные отношения с людьми. И с научным руководителем Юлием Борисовичем Харитоном, и с главным конструктором Евгением Аркадьевичем Негиным, и с главным конструктором Самвелом Григорьевичем Кочарянцем… Для них и для меня главным было – Дело. А в этом случае проблем нет. Недавно меня один академик пытал, мол, были ли у меня какие-то стычки или разногласия с Харитоном? Я думал, думал, но ничего надумать не мог… Шла обычная нормальная работа. Надо – и я еду к Харитону. Надо – и он приезжает ко мне. Сообща решали многие проблемы, а все остальное уже второстепенное…

– Хочу привести одно высказывание философа еще прошлого века. Он сказал: «Карьеры, пробитые собственной головою, всегда прочнее и шире карьер, проложенных низкими поклонами или заступничеством важного дядюшки. Благодаря двум последним средствам можно попасть в губернские или столичные тузы, но по милости этих средств никому с тех пор, как мир стоит, не удалось сделаться ни Вашингтоном, ни Гарибальди, ни Коперником, ни Гейне». Как вы считаете, можно сегодня сделать карьеру, не «пробивая ее собственной головой»? Я имею в виду, конечно, оружейный комплекс…

– Нет. Там сразу же становится все видно, в том числе и ценность человека, его моральные принципы. Работа в Арзамасе-16 «просвечивает» всех. И ошибок практически не бывает.

– Вы встречались и работали с выдающимися учеными и специалистами. Кто из них особо повлиял на вас?

– Их имена прекрасно известны и вам, и всем. Начну с таких имен, как Андрей Дмитриевич Сахаров, Яков Борисович Зельдович, Александр Иванович Павловский…

– Извините, что перебиваю, но Сахаров и Зельдович были известны, а о Павловском знали немногие… Вы считаете, это были люди одного масштаба?

– Их трудно, да и невозможно сравнивать! Каждый из них решал определенные задачи… Зельдович и Сахаров были теоретиками, а Александр Иванович – экспериментатор. При создании ускорителей он был «Богом», и эти трое выдающихся ученых дополняли друг друга.

– Ваше личное мнение о Сахарове?

– Я читал и книги о нем, и воспоминания, и его работы… Конечно же, это была незаурядная личность во всех отношениях. Я говорю не только в научном плане, но и о нравственности. Пожалуй, его первым бы я назвал демократом без кавычек. Можно разделять или не разделять его позиции и взгляды, это уже вторично, но нельзя не уважать его за нравственные поступки. Поэтому я не помню ни одного случая, чтобы у нас в Арзамасе-16 были какие-то критические замечания по отношению к Сахарову во время тех печально знаменитых кампаний против него…

– Но вы и не поддерживали его публично?

– Это уже второй вопрос. Кстати, мы не очень-то знали в то время в полной мере его взгляды, потому что здесь он их не пропагандировал. Он не раздавал материалы, не просил отзывы на свои работы… Вспоминаю лишь телеграмму, которую он направил, по-моему, в 1964 году в Верховный Совет, призывая депутатов голосовать против поправки, которая (по его словам) противоречит статье 195 Конституции (свобода митингов и т. д.)… Помню также отголоски борьбы с лысенковщиной… У меня не раз возникло желание поехать к нему, поговорить, но с другой стороны – что я ему скажу? У него свои взгляды, свое мнение, своя позиция… И было уже ясно, что работать по нашей тематике он не будет. С чем ехать? Ну а по научной его работе мы всегда давали ему положительные отзывы. С меня постоянно требовали характеристики на Сахарова, начиная с 72-го года и до того момента, когда я работал министром. В ЦК партии приглашали, обсуждали деятельность Сахарова. Мы давали ему характеристики, и в них вы не найдете ни слова, которое порочило бы Андрея Дмитриевича или осуждало его. Мы всегда подчеркивали его выдающийся вклад в нашу область. Но так получилось, что он выбрал свою дорогу, а у нас была своя… Кстати, с точки зрения демократических традиций на «Объекте» было гораздо лучше, чем в других местах. Общая нравственная атмосфера на «Объекте», я считаю, была нормальной.