Николай Губенко - Театр абсурда. Во что превратили Россию

– Как вы думаете, в наши дни искусством можно что-либо изменить?

– Если в это не верить, то, в чем смысл жизни тех, кто занимается искусством? Главное, сейчас не быть на поводу у времени и хотя бы интуитивно отличать подлинное искусство от конъюнктуры времени.

– Меняется время, меняются устремления, меняются желания. Сейчас чего бы вам лично больше всего хотелось?

– Жизнь человека коротка. Хочется еще многое увидеть, хочется насладиться жизнью в полной мере. Хотелось бы иметь свободные деньги, чтобы успеть реализовать то, что осталось в столе, что лежит в архиве, что, кроме меня, уже никто и никогда не поднимет. Но, к сожалению, нет ни денег, ни времени.

Но все это мелочи жизни. Главное, чего больше всего хотелось, это увидеть, как народ, не раз восстававший из пепла за свою многовековую историю, принесший столько жертв, собрав все свои духовные силы, преодолеет братоубийственные расколы и выйдет из нынешнего беспримерного разрушительного нравственного ужаса единым, мощным и созидающим. Я верю, что так будет.

2001 г.

Мы беседуем с Николаем Губенко, народным артистом, депутатом Госдумы, в официальном кабинете, а вспоминается все теплое, человечное, что подарил он зрителям своими ролями, своими фильмами, своим вниманием к людям трудной судьбы, умением не только страдать страданиями тех или иных сценических героев, но и сострадать обычным людям. Вспоминается замечательный Борис Годунов в незабываемом таганковском спектакле Любимова, вспоминаются фильмы, где были и «жизнь, и слезы, и любовь».

– Как живется сейчас, Николай Николаевич, как оцениваете вы нынешнюю театральную нашу ситуацию, что находите интересного, что, напротив, тревожит?

– Сегодня театральная ситуация отражает политическое состояние страны и общества в целом. Наше «монолитное» советское общество разбилось на такие мелкие осколки, что каждому «осколку» нужен свой театр и каждый «осколок» этот свой театр пытается обрести. Я же привержен реалистическому театру, театру тонкому, психологическому. Моими любимыми спектаклями на разных сценах были: «Мещане» и «Холстомер» у Товстоногова, «Взрослая дочь молодого человека» в Театре Станиславского, «Старый Новый год» во МХАТе, «Провинциальные анекдоты» в «Современнике», ну и, разумеется, многие спектакли в Театре на Таганке: «Добрый человек из Сезуана», «Пугачев», «Дом на набережной», «Послушайте»… Да разве перечислишь?

– А как вы думаете, Николай Николаевич, актер – это всего лишь лицедей, играющий ту или иную роль вне политической ситуации века, или актер – это одновременно и политик, и философ, и гражданин, болеющий всеми бедами и радостями своей земли?

– Актер – лицедей, но актер – и думающий человек, а думающий человек не может абстрагироваться от политики. Скажем, чудесный клоун Полунин в свое время сделал потрясающую политическую пантомиму «Нельзя!». Такая простенькая на вид, она, это пантомима, ярко обличала всю нелепость и глупость запретов времен застоя. Печатать Высоцкого – нельзя; выпустить на экраны «Проверку на дорогах» – нельзя; построить второй этаж на даче – тоже нельзя. Разумеется, и Высоцкого слушали, и смотрели «Проверку на дорогах», и строили вторые этажи на дачах.

Но вот сейчас, когда, казалось бы, все можно, глупого, нелепого, а то и отвратительного в нашей жизни стало значительно больше. А вот обличителей что-то не видно совсем. Напротив, почти каждый в своем интервью гордо заявляет, что он не будет касаться политики, что он далек от всего этого, что его удел – чистое искусство. А какое же оно чистое, если под него хихикает глупость, глумится порнография, оскорбляется ум, унижается нравственность? Конечно, неплохо бы приходить в мир без политики, жить в согласии с природой, не тронутой цивилизацией. Но вот беда – сама природа политизирована, земля разделена на государства, общество – на верующих и неверующих, на различные национальности, племена. Ты, например, приходишь в мир в 1941 году. Кровавое месиво политики и беспощадной войны с фашизмом. И война отнимает у тебя отца и мать. В 1945-м таких, как я, было 19 миллионов сирот. И именно политика государства тогда помогла нам стать на ноги, получить образование, профессию. И я никогда не перестану благодарить то поколение, то государство, которое вырастило нас.

«Нет на свете излишества прекраснее, чем излишек благодарности», – сказал Лабрюйер. Сирот сейчас не меньше, чем после войны. Но будут ли они с такой же благодарностью, как мы, говорить о государстве, которое их накормило и воспитало? Будут ли они благодарны нынешним политикам за голод, нищету, неграмотность, в которых они живут, за тюрьмы и лагеря, в которые они попадают за украденный кусок хлеба и где становятся уже рецидивистами? Я являюсь членом Попечительского совета пенитенциарной системы. Два-три раза в год мы посещаем тюрьмы, развозим подарки, пытаемся освободить из заключения кого можем, улучшить быт в тюрьмах и лагерях. Сегодня они, особенно детские колонии, переполнены беднотой, нищими детьми, попавшими в неволю подчас всего лишь за украденный пряник. Дети богатых родителей, как правило, откупаются от судов. Это ведь тоже политика, и не видеть всего этого, думаю, невозможно.