Олег Кашин - Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо

Вместо асфальта в итоге Чечню закатали в мрамор — дороже, но эстетичнее, и пожар в главной мраморной высотке с самыми большими в мире круглыми часами хоть и похож картинкой на военный Грозный, все же больше ассоциируется с бескровными терактами в Европе девяностых. Никто не погиб, хоронить некого, жалеть некого и можно, в общем, спокойно порассуждать — поделом или не поделом. Но никто не хочет рассуждать, и я тоже не хочу, потому что ну его нафиг, убьют еще.

Об этом надо было писать, конечно, хотя бы неделю назад, а лучше — месяц, а еще лучше — два месяца, и я даже знаю коллег, которые тоже собирались об этом писать, но каждый раз упирались в отсутствие доказательств. Хотя, в таких делах — какие доказательства могут быть? Видеозаписи камер наблюдения? Бумажные расписки? Взломанные электронные почтовые ящики? Да вот черт его знает. Бесплотный (в смысле — так и не обросший доказательствами) слух так и кружился неприкаянно над Москвой, а больше даже и не кружится — как и полагается слуху, отступил перед фактами.

Факты при этом понятные — из дела «Анатомии протеста» выдернут один обвиняемый, Константин Лебедев. Его дело передано в суд, и речь, по всем признакам, идет о сделке со следствием и об особом порядке рассмотрения дела. Особый порядок — это когда обвиняемый уже признал вину и от суда требуется только сказать вслух, во сколько лет лишения свободы, реального или условного, он оценивает признание обвиняемого.

Это понятный сюжет. Сделка со следствием уже была у обвиняемого по смежному «Болотному делу» Максима Лузянина, который тоже все признал, со всем согласился, оплатил омоновцу ремонт поврежденного зуба и ушел на особый порядок рассмотрения дела, получив в итоге неожиданно свирепые четыре с половиной года колонии. Наверное, чего-то похожего стоит ждать и в случае с Лебедевым, история Лузянина здесь пришлась очень кстати, слишком она наглядна: запугали, заставили признаться, обещали смягчение, а потом раз — и обманули, дали большой срок. Того же, как теперь многие считают, стоит ждать и Лебедеву.

Суд будет скоро, поэтому давайте поспорим — того же, да не того же. Потому что Лебедев совсем не Лузянин, и не только потому, что Лузянин (говорят, его и опознали по мускулатуре, лицо ведь было скрыто маской) — «уличный качок» из Подмосковья, а Лебедев — сугубо кабинетный юноша. Дело совсем не в этом. И даже не в том, что Лузянин — рядовой митингующий, а Лебедев — «организатор». Развозжаев тоже «организатор» и даже, как говорят, на кого-то уже дал много показаний — но почему-то так и ездит по этапам таким странным маршрутом, что даже если предположить, что все слова Развозжаева о пытках и давлении были заведомой ложью, этот маршрут — из Ангарска в Челябинск через Москву — сам по себе может считаться пыткой. Умрет по дороге, и кто докажет, что не от простуды.

Нет, Лебедев не Развозжаев, и не Лузянин, и не Удальцов. Лебедев — это Лебедев, и публичная политика в России, конечно, в этом смысле крайне несправедлива как на высоком федеральном уровне (тех, кто ничего не решает, показывают по телевизору каждый день, а некоторых не показывают вообще никогда, хотя они решают больше, чем, скажем, премьер Медведев), так и на уровне уличных активистов. Я не скажу, что Константин Лебедев — самая важная фигура в российской внесистемной оппозиции, но он точно важнее многих из тех, чьи имена приходят в голову по ассоциации со словом «оппозиционер».

Читатель ждет уж рифмы «мурзилка», но хрен ему, а не рифма. Константин Лебедев всегда меньше всего был похож на несамостоятельного человека, и мне даже не с кем его сравнить, он ни на кого не похож. Он всегда был самый удивительный активист, совсем не лидер и не звезда, и даже я о нем услышал бы впервые из «Анатомии протеста», если бы не общие знакомые, благодаря которым мы были представлены друг другу восемь, что ли, лет назад. Давно, в общем.

Здесь по законам жанра полагается написать что-нибудь в том духе, что он мне всегда казался подозрительным, но это было бы неправдой; не казался. Наша оппозиция вообще не располагает к подозрительности — ее надо принимать такой, какая она есть, чтобы не расстраиваться. В оппозиции у нас все в равной мере, как это называется у молодежи, «мутные типы». И Константин Лебедев всегда был мутным ровно в той мере, в какой и любой другой оппозиционный активист. На какие деньги живет — непонятно, на кого работает — непонятно, чего на самом деле хочет — тоже непонятно. Был когда-то пресс-секретарем «Идущих вместе», но и эта деталь биографии не воспринималась как что-то шокирующее — мало ли, кто кем был в прошлой жизни.