Лев Колодный - Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования

Держа в руках черновые заготовки, видишь полководца, распоряжавшегося своим войском…

Именно на этих страницах можно заглянуть в бездну творческого вулкана, пробудившегося осенью 1926 года в станице Вешенской. Тогда из души автора изверглась лава «Тихого Дона».

В обрывке плотной бумаги, в конце двадцатых годов рекламировавшей московскую потребительскую кооперацию с названиями улиц, адресами существовавших универмагов, завернута рукопись пятой части «Тихого Дона».

Беловик.

Как все прежние беловики, этот написан на хорошей плотной бумаге. Есть одно отличие. В верхнем углу на многих листах сохранился фирменный оттиск печати размером с двухкопеечную монету. В центре ее продавлен силуэт серпа и молота, в левом углу цифра – 5, по нижнему полю просматриваются четко, но не все, буквы какого-то слова «…говарада».

Этот беловик Михаилу Шолохову помогали переписать близкие. В рукописи 134 страницы. Восемь из них написаны рукой писателя. Это страницы 119–120, а также последние в рукописи, начиная с 129, кончая 134.

Запись обрывается на середине XXIV главы на словах: «Иногородние, в поселении станицы составлявшие треть жителей, вначале не хотели было идти, другие солдаты, ярые большевики за…».

В рукописи недостает завершающих XXV-XXIX глав пятой части.

Но и это – ценный документ шолоховского архива, поскольку все 134 страницы прочитаны автором, на многих из них сохранились следы его чистки, правки, дополнений.

Беловик пятой части «Тихого Дона» переписывался черными чернилами, правка выполнялась черными, красными, фиолетовыми…

Чаще всего она сводилась к замене одного слова другим, но какие это замены!

Было: «В конце зимы под Новочеркасском уже росли зачатки гражданской войны…».

Стало: «В конце зимы под Новочеркасском завязывались зачатки гражданской войны».

Сокращаются отдельные слова. Так, на второй странице рукописи в предложении: «Говорили про Максимку, что обзавелся он черт его знает где добытым конем невиданной уродливости» – зачеркнуты слова «черт его знает где добытым».

«Серебряной масти ремень» стал «серебряной шерсти ремень». На отдельных страницах насчитывается порой до десяти таких авторских вмешательств.

Описывая, как убивалась мать казака, оплакивавшая не вернувшегося с войны сына, как «причитала, мочила клейменую бязевую грязную рубаху слезами», Шолохов правит слово «мочила» на «узорила», ставя на тексте еще одну печать своей индивидуальности. Таких печатей множество на страницах беловика. Эта рукопись поможет текстологам подготовить академическое издание романа, убрав все наслоения, образовавшиеся во время многочисленных редактур, которым не всегда автор мог противостоять. Будучи святее папы римского, редакторы, порой заменив одно только слово, вносили в текст неточность, натянутость, искажали кристально чистое мировосприятие и мироощущение автора, придавали его словам примитивное верноподданническое выражение. Так случилось, например, при редактировании III главы, где начинается рассказ о формировании контрреволюционных сил на Дону, замысле белых генералов «развернуть и повести наступление на Советскую Россию». В таком виде, как цитируются эти строки мною, они приводятся в собрании сочинений М. А. Шолохова.

На первый взгляд, все в них точно, документально, в духе времени. Но в самом начале революции, накануне гражданской войны, словосочетание «Советская Россия» еще не сформировалось, более того, по правилам грамматики определение «советская» должно писаться с маленькой буквы. Действительно, в рукописи у Михаила Шолохова в тексте иная редакция: «…развернуть и повести наступление на осовеченную Россию». В данном контексте, поскольку в нем говорится о замысле белых генералов, это словосочетание с оттенком явной враждебности уместно, потому что в мыслях своих иначе чем «осовеченной» белые генералы Россию, где утвердилась власть большевиков, не представляли.

Иногда Шолохов, перечитывая беловик, сокращал некоторые строки. Так, в конце IV главы в публикациях романа читаем о большевике Бунчуке: «Уснул и не помнил как». На этом глава кончается. В рукописи конец главы читается так: «Уснул и не помнил, как Абрамсон тихонько, дергая плечо Бунчука, говорил:

– Послушайте, вечер уже. Это не есть правильный отдых.

– Отдохнул, отдохнул, встаю, – виновато говорил Бунчук».

В пятой части «Тихого Дона» Михаил Шолохов многие страницы посвящает большевику Бунчуку, члену партии с 1913 года, описывает его любовь к Анне Погудко, наперекор всем трагическим обстоятельствам возникшую и поднявшуюся до высоты самого сильного чувства. Страницы, посвященные Илье Бунчуку и Анне Погудко, можно поставить рядом со страницами «Тихого Дона» о любви главных героев. Не случайно при встрече с Анной «черные глаза ее, горевшие под пуховым платком, напомнили Григорию Аксинью».