Эдуард Лимонов: Смрт

– Хрватская сука, – запыхавшись, сказал Йокич, – она меня провоцировала. Подняла кофточку и показала свои арбузы.

– Он лжет! – взвизгнула девка. – Он набросился на меня и схватил меня за груди!

– Прекратить! – закричал Славко. – Всем успокоиться!

Мне он сказал:

– Берите листки, и идемо отсюда! Живо, капитан!

Я вернулся к факсу, схватил свои листки, и мы выкатились из офиса фирмы. Сделать это было нетрудно, поскольку фирма располагалась в одноэтажном здании. Мы быстро и в полном молчании углубились в улицы только что завоеванного поселка. Не имея понятия, правильно ли мы идем.

Впоследствии в Москве в газете «Советская Россия» мне показали две страницы моего репортажа. Страницы были черные, и текст был трудноразличим. На вопрос, почему я не прислал им весь текст, я ответил: «Я не успел, начался бой». Говоря это, я смотрел в сторону.

Кончилась моя деятельность в самопровозглашенной республике тогда, когда в Белграде в журналах и газетах, спонсируемых Германией (а были там и такие, и во множестве, поверьте), появились небылицы из жизни и приключений «русского наемника» Э. Л. в «криминальной Республике Книнская Краина». Все это, смешавшись с щедро размноженными небылицами, распространяемыми «очевидцем» фотографом Сабо о моем пребывании в Сербской Боснийской республике в 1992 году, образовало надо мной ореол нежелательного иностранца. Густой и тяжелый ореол. Власти самопровозглашенной республики в городе Книн поспешили от меня избавиться. Разумеется, из своих побуждений. Честные и храбрые, а такими они, без сомнения, были по отношению к врагам, склочные и мстительные с соперниками, они не нуждались в посторонних двух желтых глазах (а у меня глаза желтоватые: цвета застоявшегося подсолнечного масла) – сомневающихся и недоверчивых. Они заманили меня в Книн под предлогом встречи с моим другом полевым командиром Арканом, а в Книне, в Доме правительства, заявили:

– Уезжай, рус! Пора! Скоро хорватское наступление, мы не можем гарантировать безопасность иностранцев.

Для верности, чтобы я не вернулся, они отобрали у меня пропуск – дозволу.

Пришлось покориться. И вот я сижу в той же столовой в Доме правительства, ем ту же ягнятину… жду, когда они решат вопрос с транспортом. Дело в том, что разозленные самоуправством книнских республиканских властей власти Белграда снизили до минимума общение двух республик: Книнской и мамки-Сербии. Регулярного транспорта, впрочем, не было и в лучшие времена, но сейчас нет никакого. К тому же если поглядеть на карту, то, чтобы добраться до мамки-Сербии, следует проехать добрую половину Балкан. Еще один немаловажный компонент – страшная опасность подобного путешествия. Часть маршрута пролегает по занятым враждебными армиями территориям. Да собственно, враждебные территории везде, они начинаются сразу за границами республики. (Да и границ по большому счету нет. Есть сегодня контролируемые, завтра нет села и поселки, а вокруг со всех сторон – Хорватия. На севере – Загреб, к югу – Задар, город на побережье Адриатики.) Ехать следует на восток, через Боснию и Герцеговину, контролируемые хорватами и мусульманами, ориентируясь на город Баня-Лука, город держат сербы. Сербы также держат с большим трудом так называемый коридор, порой сужающийся в нескольких местах до пяти километров. Этим коридором сербам удается препятствовать соединению двух самых крупных их врагов: хорватов с севера (штаб их армии, по-моему, стоял в городе Осиек) и мусульман с юга (штаб в Тузле). Следует добавить еще, что Балканские горы в этих местах по европейским меркам высоки, до двух тысяч метров и свыше. Горные гряды отвесны, и, таким образом, путь удлиняется в несколько раз. Я сидел в столовой нахохлившись и ни с кем не разговаривая. Дело в том, что я изначально приехал в эту республику надолго. Кроме моей врожденной драчливости меня привела сюда неудовлетворенность московской политикой, в которую я успел окунуться зимой 1992/93 года, и неудовлетворенность моей личной жизнью. И вот меня выставляют.

Я выпил несколько стаканов молока и съел три порции ягнятины. Как в полностью коммунистическом обществе, в Доме правительства не надо было платить за еду. Часа через два пришел незнакомый мне офицер и сказал, что я могу взять интервью у президента республики. Я знал, что президентом в Книне был тогда бывший дантист по фамилии… (пытаюсь вспомнить) не то Бабич, не то Джукич. Уже летом президентом стал Мартич, бывший милиционер, а тогда он был министром внутренних дел. Сейчас Мартич в тюрьме в Гааге. Получил, если не ошибаюсь, 27 лет. Я встал и пошел за офицером, думая, что они хотят выжать из меня все, что можно еще выжать. Вряд ли это их способ извинения за то, что они меня выставляют. Меня проводили к президенту. Это был рослый чернобородый молодец в камуфляже. Лысоватый, но, думаю, он не пережил еще порог сорока лет. Что сразу привлекло мое внимание – на правой ляжке, пристегнутый и к поясу, и к ляжке, у него висел гигантский револьвер кольт «кобра-магнум» – самое модное и самое редкое оружие на Балканах. («Четвертый кольт»! – сказал я себе.)