Что в это время чувствовали нелетавшие космонавты? Каждый в душе был «Наполеоном» и имел грандиозные планы. После полёта Владимир Соловьев, например, создал в ЦУПе мир под себя.
Перед полётами они были готовы на всё. Саша Серебров повторял: «Как вы не понимаете, я из полёта всем привезу докторские диссертации». Но в очередности всё было схвачено и у готовящихся не было элементарной ясности и реальной перспективы. Многие долгое время оставались в авангарде надежд, но так и не слетали и оставались в отряде до пенсии.
Были они на всё готовы ради возможного полёта. Неопределённость угнетала, и когда ожидать стало невмоготу, подняли «бунт». На очередном партсобрании отряда было высказано так много нелицеприятного, что Елисеев, до этого ратовавший за «звездное братство», ушёл из партгруппы гражданских космонавтов и перевёлся в партгруппу своих подчинённых, которые не смели сказать ему подобное в лицо. И это было только начало. «Бунт космонавтов на корабле» продолжился: начальника службы Кубасова не выбрали в партбюро, и это было тогда знаковым сигналом.
В жизни во всём поддерживалось кастовое разделение отряда на летавших – нелетавших. В апреле 1981-го, на очередной день космонавтики слетавшие угодили на какой-то высокий приём, а нелетавшие собрались в престижном Центре Хаммера, казавшийся нам тогда местом неуёмной роскоши. Здесь были искусственные деревья, изваянные дизайнерами, по стенам божьими коровками ползли прозрачные скоростные лифты, работали необыкновенные эскалаторы. Всё это поражало неискушенного советского обывателя. Собрались нелетавшие: Соловьев, Баландин, Александров, Манаров, Стрекалов, Кулешова и Пронина и начался настоящий «плач Ярославны», общий стон и разговор о надеждах и чаяниях.
Хаммеровском центре был местом международных встреч, и теперь здесь проходил международный шахматный турнир, и не было удивительным, что под конец нашего застолья в зале появился почётный арбитр турнира космонавт Виталий Севастьянов и чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов.
Затем мы поехали в гости к Севастьянову, и оказалось, что он жил в доме напротив Моссовета, где жил и Левитан. А по дороге Севостьянов ехал по центровой и хвастался, что всегда разворачивается на Тверской, где не положено, и постовые «не замечают» нарушения.
На стенке прихожей квартиры Севастьянова были развешены иконы раритеты, и хозяин горделиво пояснял, что это такой-то век, а это такой. У Севостьянова пили душистый греческий коньяк, который считался редкостью.
В любом обществе время от времени появляется каста шаманов или жрецов, монополизирующая важные функции. В космонавтике сначала ими стали медики. Они профессионально мудрили и ставили требования, и со временем это стало средством манипулирования.
У службы гражданских космонавтов поначалу не было своих рычагов, но вскоре они появились в виде экзаменационных комиссий, способных зарубить любого. На этом поприще возникали свои антигерои. В МВТУ у нас необычным антигероем был охранник Володя, дежуривший в проходной. Он наводил ужас на студентов своей придирчивостью. В эпоху экзаменационных комиссий для космонавтов таким стал «теоретик» Вадя Николаев. Он задавал немыслимые вопросы и слыл грозой. Перед экзаменом узнавали: а есть ли сегодня Николаев? Он многим крови попортил, доводя требовательность до абсурда. Хотя формально придраться было не к чему: полёты требовали знаний.
В полёты готовились медики, готовились звёздные «побратимы» – представители всех соцстран. Они прибывали с разной стадией подготовки.
Когда прибыли кандидаты-монголы, их расспрашивали о подготовке:
– Вы на самолётах летали?
– Летали, – отвечали они, – сюда летели.
Лидеры часто выходят из заик. В детстве они борются со своим недугом и, наконец, побеждают его и это было их школой упорства, основой характера. Такими были в нашей среде: Борис Скотников, Сергей Максимов, Владимир Аксёнов.
По жизненной неискушенности я всегда считал, что справедливей всего истина, но существовал и иной взгляд, что экипаж нельзя критиковать и подозревать, как и жену цезаря. И Крикалёв на международной послеполётной сессии во французском городке Вильфранш-сюр-Мер после полёта советско-французского экипажа, единственный в этот день присутствующий из экипажа, на легкую критику полётных действий возразил с бескомпромиссной резкостью.
В ОКБ, вокруг отряда космонавтов возникла особая среда. Создался в службе и специфический обслуживающий аппарат. Они умело использовали возможности в части соседства космонавтов, снабжения и машин. По закону Паркинсона возникла надстроечная служба. Выходили из испытателей, из рабочих подразделений и разряда невостребованности, чтобы расти в своих и чужих глазах под солнцем службы космонавтов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу