Станислав Хабаров - Сюжет в центре

Рассказ профессора меня поразил. При быстром движении, оказывается, вода рвётся и возникает полость пустоты. Профессором Бернулли, выдающимся механиком и математиком, более двух столетий назад было выведено уравнение, связывающее давление и скорость струйки воды. Чем больше скорость, тем меньше давление. При определённой скорости вода закипает и образует паровую полость – каверну. Кавитационные каверны схлопываясь разрушили в начале века винты скоростных судов – океанских лайнеров «Мавритания» и «Лузитания». Паровые мешки возникали и вокруг падающей в море бомбы. Гидростатический взрыватель бомбы, настроенный на заданную глубину, в каверне не срабатывал, и бомба уходила глубже, не причиняя лодке вреда.

Кавитации показалась мне загадочной. Я проводил время в Ленинской библиотеке, читая труды Н.Е. Жуковского и Л.Прандля. Кавитация, паровые области в воде, аварии «Мавритании» и «Лузитании» – всё выглядело необыкновенно романтично, и я заболел кавитацией.

Диплом я делал с подачи Соловьева в специальном КБ, где занимались и глубинными бомбами. Конструкторы трудились в общем вытянутом зале, а впереди на месте классной доски сидел руководитель, который мог подсказать и проконсультировать в любой момент. Я проектировал глубинную бомбу, которая не боялась кавитации. Руководителем диплома у меня был необыкновенный талантливый человек. Изобретатель нового оружия, лауреат пяти сталинских премий, увлечённый в то время созданием оружия с изогнутым стволом, из которого можно стрелять из-за угла.

Человеком он был крайне осторожным и нерешительным и, можно сказать, трусливым. И на мою защиту диплома он побоялся прийти из осторожности.

Весной 1957-го наш выпуск факультета «Боеприпасов» получил наконец новенькие дипломы. По окончанию институтской учёбы нас двоих (меня и Олега Антоненкова) оставили в МВТУ на кафедре М-5. При кафедре была создана проблемная лаборатория с тематикой взрыва.

Так получилось, что сначала, числясь на кафедре, я угодил в вычислительную Мекку – Вычислительный Центр Академии Наук. Там работала редкая по тем временам вычислительная машина «Стрела», и прикомандированные инженеры с разных концов страны в зрительном зале Центра учились программировать, а затем и решать свои вычислительные задачи, предварительно доказав их особую исключительность. Я программировал там задачу доцента кафедры Ионова о попадании бомбы в защитное перекрытие, который воспользовался тем, что на кафедре появился я – пока ещё не загруженный «негр», которого он добился загрузить своей задачей.

Здесь в зрительном зале Центра трудились разные люди: наивные и увлечённые, из разных учреждений, привлечённые новыми вычислительными возможностями. Меня, например, сразу познакомили с первой финансовой пирамидой – возможностью якобы быстрого обогащения с рассылкой писем с рублями по почте.

Задачи пошагово расписывались на специальных листах бумаги, а затем набивались на картонки-перфокарты, которые считывала машина. Процесс перевода задачи на перфокарты был достаточно длинным, и «переводчики» то и дело проверяли карты на просвет, накладывая на них специально раскрашенные поверочные перфокарты. Процесс программирования двигался не шатко – не валко, пока в какие-то наперёд заданные дни в зале не появлялись ведущие академики страны и проводился семинар директора Вычислительного Центра академика Анатолия Дородницына.

Ведущие академики и члены-корреспонденты рассаживались в зале, в первых рядах, перед грифельной доской, которую очередной претендент на научное открытие исписывал формулами доклада. Теперь, дожив до седых волос, я считаю, что ничего более интересного и остроумного, как изложение и обсуждение этих докладов, я в своей жизни не слыхал.

Обсуждавшие были выдающимися и неординарными людьми, выступающие со всем присущим их ярким фигурам блеском. Здесь был и огромный краснолицый Лаврентьев, мотавшийся в эти годы между Москвой и создаваемым им Сибирским научным Центром; и молчаливый красивый Келдыш, с виду иногда сонный, но не пропускавший мимо внимания ничего; и слепой, но более зоркий, чем иные, Понтрягин, тогда ещё член-корреспондент. Седов, Ишлинский, создатель квантовой теории поля Фок. Здесь в обсуждениях встречалось всё: и острое словцо, и замечание мимоходом, переворачивающее доклад с ног на голову, и скрытые интриги синклита Академии Наук.

Мы – прикомандированные и аспиранты Вычислительного Центра и института Стеклова располагались в следующих рядах, жадно внимали и впитывали, а затем жарко обсуждали услышанное в обед по дороге в столовую ВЦСПС, куда ходили обедать многие сотрудники окрестных академических институтов. Дорога шла среди мешанины невзрачных домишек, пока к визиту последнего шаха Ирана Муххамеда Реза Пехлеви и шахини Сореи их разом не снесли и не проложили широкий Ленинский проспект, которому предстояло вскоре стать дорогой встречи столицей космонавтов.