Алексей Тарабрин - Паханы

— Ну и какая здесь связь? — обратился я за пояснениями к Петровичу.

— Павел Васильевич Захаров и есть интересующий тебя вор в законе Цирюль, казначей самого большого воровского общака и, ко всему прочему, кстати, развенчанный вор в законе.

— Что значит «развенчанный»?

— Значит, отрекшийся от своего сана, публично оповестивший всех, что никакой он не вор в законе.

— И так бывает?

— Еще как бывает… В январе 1997 года Павел Захаров скончался в Москве в Бутырском замке (так еще называют столичный следственный изолятор № 2. — Авт .) Заключение врачей гласило: «Причина смерти — острый сердечный приступ». Мотор не выдержал крутой нагрузки. Ведь даже в неволе Цирюль не прекращал принимать наркотики. Он использовал любое зелье, какое только можно было доставить с воли. При такой чехарде не мудрено было ошибиться в подборе дозы. Так и произошло.

Как рассказывали встречавшиеся с ним, последнее время Цирюль чувствовал себя ужасно — постоянные ломки из-за отсутствия зелья. Сказывался далеко не юный возраст. Старая закалка уже не спасала. Да она и растворилась давно в той роскоши, в которой он жил до последнего ареста. Тогда-то он сломался и написал это свое письмо-отречение.

Однако стоит отдать должное старому вору: внешне он всегда старался выглядеть идейным, придерживающимся традиций. Все нажитое имущество, недвижимость он записывал на родственников, преданных ему людей. Даже женщина, с которой жил, но которую по «воровскому кодексу чести» иметь ему было не положено, была оформлена супругой родного брата.

Зачем незадолго до смерти Цирюль принял такое отчаянное решение? Скорее всего, он тем самым пытался воздействовать на ход следствия, возможно, добивался снисхождения. По совокупности обвинения, если бы состоялся суд, ему грозил срок до 15 лет. Умирать в неволе он не желал. Очень хотелось назад, к той красивой жизни, из которой его вырвали. Он, похоже, был готов ради своего освобождения на любые жертвы. Но последний шанс был упущен им самим. Тогда он написал письмо-отречение. Адресовал его не братве на волю, не родным и близким, как это всегда делал раньше, а в прокуратуру.

В «любопытной статье» приводилась выдержка из этого письма: «Прокурору города Москвы. От Захарова Павла Васильевича. Прошу больше не считать меня вором в законе. Поскольку в 1953 году был коронован неправильно, с нарушением воровских законов и традиций…»

Вот ведь как все повернулось: в пору финансового могущества смерть застигла этого человека на тюремной койке. Первоначально арестовали Цирюля за незаконное хранение оружия. Статья в общем-то не такая уж и серьезная. Потому друзья с воли пытались вытащить его любой ценой. Они подготовили для этого все необходимое и сообщили ему, что «судейские люди» готовы его освободить, но за это надо выложить 500 тысяч долларов. Паша Цирюль послал всех куда подальше, мол, «такая работа» и 10 тысяч не стоит. Хотя в его распоряжении было столько денег, что хватило бы на несколько сотен подобных откупов. Но в своей «маляве» на волю он ответил: «Мне такая свобода не нужна…. За эти деньги можно Ельцина убить и всех мусоров… и отпустят, ясно?»

Да, об этом человеке и при жизни слагались легенды.

Вернувшись во второй половине 80-х из очередной отсидки, Павел Захаров быстро нашел свое место в изменившемся обществе. Весь уголовный мир тогда переживал начало криминальной революции. В стране творился вселенский бардак. Одни постулаты отрицались, а других еще не было. Главный лидер трещавшего по швам советского общества с трибун убеждал народные массы, что происходящие перемены не что иное, как результаты «нового политического мышления». Экономика оставалась предоставленной самой себе. Начиналась масштабная растащиловка некогда могучей страны. О том, что на этом можно хорошо нагреть руки, одними из первых смекнули воры в законе.

Цирюль начал с того, что организовал преступную группу. По замыслу крестного отца, это должна была быть крутая банда рэкетиров, которая для достижения своих целей не остановится ни перед чем, в том числе ни перед убийством или похищением заложников. Местом базирования своей группировки Цирюль определил ближайшее Подмосковье, один из его северных регионов. В качестве главной штаб-квартиры выбрал зимний загородный дом, обнесенный крепким, глухим забором, стремясь не только отгородиться от посторонних глаз, но и обезопасить общак, держателем которого стал. Братва доверила ему эту почетную обязанность, за заслуги на зоне, после пышных похорон погибшего на воле соратника.