Юлия Кантор - Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы

Затем посол нанес визит руководителю НКИДа Чичерину. Об этом посещении остался выразительный документ.

«Москва 03.11.1922. Конфиденциально.

Чичерин заявил: “Сегодняшний день означает для России начало новой эпохи”» [29].

На основании переговоров с советскими руководителями в Москве немецкий посол писал в Берлин:

«Москва 16.12.1922. Секретно.

Если мы не примем решение интенсивно содействовать восстановлению России, то безвозвратно упустим удобный случай. Надо понять, что это восстановление в первую очередь означает не укрепление Советской власти, а служит политико-экономическому сотрудничеству Германии и России. Это – самопомощь обеих стран. Так считают ведущие политики и здесь. Это остается политической и моральной истиной(выделено мной. – Ю. К. )» [30].

21 марта 1923 г. Брокдорф-Рантцау докладывал министру иностранных дел Штреземанну о беседе с Чичериным. Он считал, что в НКИД царит солидарность, когда встает вопрос об общении с иностранными представителями. Встреча с Чичериным, писал Рантцау, была дружеской, но абсолютно деловой. Глава НКИД был обеспокоен сведениями о том, что Польша призывает в течение трех лет на двухмесячную военную службу. Чичерин заявил, что для него пока не ясно, против кого направлена эта завуалированная мобилизация Польши: против Германии или против России. «Вопрос вооружений входит в острую стадию. Он просит меня приложить усилия по ускорению сотрудничества. Россия предложила рассчитываться драгоценными камнями. Мое мнение, также сообщенное Чичерину, – бессмысленно верить в то, что мы отдадим половину империи французам а другую – коммунистическим революционерам. Радек мне сказал, что никто не думает, что Красная Армия нападет на Германию и нас советизирует. Здесь Германию знают слишком хорошо, чтобы предпринять столь безнадежный шаг» [31]. Чичерин заявил, что практическое осуществление идей коммунизма не должно быть поспешным, что нужно обеспечить сначала экономические интересы. Касательно отношений с Францией Чичерин подчеркнул вновь, что соглашение с французами ценой Германии невозможно. Антанта является врагом России, как и Германии [32].

Характерно, что в течение всего «рапалльского десятилетия» в советской политике преобладала точка зрения Чичерина, согласно которой отношения с Германией являлись «в наибольшей степени той точкой приложения нашей игры в Европе, которая нужна, чтобы сохранить экономические связи с другими странами и сохранить политические связи». Заинтересованность как Германии, так и СССР в противостоянии версальскому «диктату» приводила советскую дипломатию и Политбюро к выводу о том, что пока сохраняется послевоенный порядок, «укрепление Германии ведет к повышению заинтересованности Германии в отношениях с нами»3.

Вместе с тем успехи германской политики по укреплению международных позиций Германии и сближению с Францией привели во второй половине 20-х гг. к постепенному сужению сферы практического взаимодействия Москвы и Берлина. Густав Штреземанн, министр иностранных дел Веймарской республики, балансировал между Востоком и Западом. Одновременно он продвигал секретное сотрудничество с РККА [33].

Доминирующее положение в отношениях СССР и Германии занимал польский фактор. После неудачи плана «генерального урегулирования» отношений с Польшей в 1924 г. это государство неизменно рассматривалось НКИДом как «действительный авангард враждебного нам мира» [34]. Эта оценка обусловливалась общим восприятием Польши как «детища» Версальского договора [35].

В феврале 1923 г. в Москву на две недели тайно приехала первая немецкая военная делегация. В ее составе был Штудент – как референт по воздушному флоту и газовому вооружению. В переговорах с советской стороны участвовали шеф Генерального штаба РККА П. П. Лебедев и его заместитель Б. М. Шапошников. Рассматривались вопросы финансовой и технической поддержки Германией восстановления российской военной индустрии. «Мы были приятно удивлены достижениями русских, они были выше, чем мы предполагали», – записал Штудент. Темой обсуждения стало грядущее открытие немецкой авиашколы в Липецке (открыта в 1925 г.) и танковой школы – под Казанью (открыта в 1928 г.). Планировалось также осуществлять постоянный обмен офицерами и военными инженерами. «Мы впоследствии были побеждены Красной Армией с помощью нашей же стратегии» [36], – этот вывод Штудент сделал уже после Второй мировой войны.