Зорий Файн - Кофе-брейк с Его Величеством

Я достал чугунную ручную мельницу и перемолол две добрые пригоршни особого сорта кофейных зерен, которые я привез из Китая и варю в исключительных случаях.

Попивая тягучий напиток из маленьких чашечек, со сливками и бисквитами, мы обменялись флешками – я дал Жене свои фотографии, чтоб он выложил их на форуме, а он раздобыл мне чудесный веселый французский фильмец о караванинге, который я и собирался посмотреть на ночь.

Собирался да передумал. На главной площади кемпинга зазвучала живая музыка. А ко мне заглянули мои друзья – Летчик и его жена Мила. «Летчиком» Сергея прозвали еще в армии – он мог из Белоруссии ночью мотнуться в Киев к любимой и обратно. Сейчас у них за плечами двадцать пять лет семейной жизни. Когда Сережа злится, он вспоминает, что за семьсот двадцать дней, проведенных в армии, отправил любимой восемьсот пятьдесят четыре письма, а она в ответ – примерно на сотню меньше. Мила только улыбается: «Скажи спасибо, что вообще дождалась!»

Летчик мне в подарок из-за тысячи верст привез книжку с картинками о Тарханкуте, крымском полуострове, где они с Милой проводят все свои отпуска. Они зовут меня с собой туда уже год. Только посмотрев книгу, я понял, сколько всего прекрасного я еще в жизни не видел.

На главной площади городка второй вечер подряд и до глубокой ночи посиневшими от холода пальцами играли музыканты. Два двухкиловаттных тепловентилятора, в простонародье – «жужика», грели воздух вокруг сцены, оставляя порой отдельные улицы лагеря без электричества. Когда в таких случаях говорят «без света», то я вспоминаю одну умную старушку – она всегда поправляла: «Свет с нами есть всегда, а вот электричество – отключили».

В первый вечер звучала музыка кантри, во второй – мелодии латинос. Клавишник меня очаровал. Я стоял и внимательно слушал его выступление в тени за одной из опорных павильонных колонн – благо, кто-то неумело повесил софиты так, что они освещали не артистов, а пространство перед сценой. В конце выступления я подошел и пожал ему руку. Ему было приятно, что его мастерство не осталось незамеченным.

Тут же всех награждали грамотами и дипломами. Заодно грамота перепала и мне, как сказано в ее содержании: «За волю к победе и яркую жизненную позицию» – в память о прошлом слете в Одессе, когда у меня на полном ходу на скоростной трассе от прицепа отлетело колесо…

Весь следующий дождливый день меня развлекал Дима – родная душа, выпускник Гнесинского училища по сольному пению. Его проникновенный голос под гитарный аккомпанемент брал за живое. А сильная школа сказывалась на грамотно законченных фразах и динамических оборотах. Мы просидели до вечера в его просторном двухосном дворце на колесах, который Дима в свое время получил в обмен на яхту и, забросив капитанское удостоверение, колесил теперь по дорогам от родного Херсона до Питера. Вечером мы попросили его продолжить выступление в шатре перед караваном Хоббита. Дима пел проникновенно, а я периодически рявкал на братию, чтоб не разговаривали под музыку – артиста ведь обидеть легко. Зрители стали молча передавать по кругу бутылку водки, беззвучно заполняя мензурки. Хотелось увековечить импровизированный концерт, поэтому маленькую видеокамеру я примостил вместо штатива прямо на крышку огромного котла. Как выяснилось впоследствии, в котле томился тушеный в сметане заяц, и все гости вынуждены были ждать окончания выступления, чтоб я позволил им до этого зайца добраться.

Во время обзорной экскурсии по Киеву я потерялся. У самого подножия Андреевской церкви. Я лишь перешел на мгновенье улицу, чтоб купить магнитик. Когда ровно через минуту я оглянулся, товарищей не было. Я поднял глаза к небу – там, наверху лестницы, у самого входа в храм стояла какая-то группа, и как убедительно заявил пробегающий мимо Вжик (имени не помню), группа, вроде, наша. Почти уверовав в скорое вознесение товарищей, я полетел наверх. Но это оказалась группа не моя – это была вторая рота караванеров, дальше пришлось ехать с ними. Чуда не случилось: мои, как выяснилось позже, просто свернули в переулок.

Субботнее утро выдалось морозным. Ночью датчики показывали плюс четыре, а утром на листве лежал иней. Удивили россияне. Удивили дважды. Сначала тем, что они не поленились после вечернего концерта встать в восемь утра, нарубить щепок и растопить огромный двухведерный медный самовар, как и полагается, сапогом поддерживая в нем жар. Дружной отдельной группкой они попивали обжигающий чай из походных кружек. Надо сказать, что вода в таком самоваре вскипает по-особенному, вдоль всей высоты нагревательного столба, и вкус у такого чая совершенно отличается от домашнего. Я прошел мимо них трижды. На четвертый раз предложил сфотографироваться на память. Их кольцо на мгновенье разомкнулось в улыбающийся фронт и так же молча сомкнулось после щелчка. Чая я так и не попробовал.