Н. Денисов - Огненный крест

– Пройди в церковь, – зашептал на ухо Георгий Григорьевич. И заметив мою нерешительность, опять прошептал настойчиво: – Знаю, что некрещеный... Но ведь твои родители – православные...

Остро захотелось курить. Всю дорогу я крепился с некурящими спутниками, а здесь, приметив укромную толчею пальм в даль нем углу церковного двора, решительно зашагал в манящем направлении. Сладостно наглотавшись дыма болгаро-советского «Опала» – остатков дорожного запаса, вернулся на место.

Потом стали подходить соотечественники. Пожимали руку.

— Так это вы из России?

Праздные вопросы. Утвердительные мои кивки: да, мол, из России! И ничего не оставалось теперь делать, как по очередному и настойчивому наставлению Волкова пройти в церквушку. Служба, по всему, заканчивалась: народ выстраивался в очередь, с поклонами целовал крест и руку священника. Когда дошла очередь до моего целования, как-то обрадованно, по-флотски, растопырив своего «краба», сунул я руку для приветствия. Отец Сергий, сверкнув взором, принял мою ладонь в свою, приподнял ладонь к моим губам. Получилось все ж необходимое касание. Кажется, кровь прилила к щекам: сообразил, что делаю недопустимые вольности. Но целование креста с Иисусовым распятием прошло, впрочем, согласно ритуалу и канонам...

На дворе опять подошли соотечественники:

– Вы из России? Сколько же вам лет?

– Да вот, – сказал, – за свои сорок семь сегодня впервые целовал крест.

– Ну в этом вы не виноваты.

Не виноват. В селе у нас было когда-то две хороших церкви. Одну, староверческую-двоеданскую, переделали под клуб, где крутили кино и танцевали под гармошку. От другой, полукаменной, мирской-православной, помню только сохранившийся мощный фундамент, который потом был растащен по кирпичику на банные каменки... Конечно, не виноват.

Проходим в дом и матушка Ольга, замечу, в прошлом закончившая в Сербии эвакуированный из Новочеркасска Мариинский Донской институт, рассказывает о том, почему мало прихожан: русских в Валенсии становится всё меньше. Молодые уезжают на жительство в США, в Канаду. Старые умирают.

– Вымираем мы, русские, – вздыхает Георгий Григорьевич.

За скромным ужином – рыба под маринадом и по фрукту манго на тарелке – попали на постный день, отец Сергий, в миру Сергей Павлович, рассказывает свою историю. Он тоже в детстве, в Сербии, окончил русский кадетский корпус. Затем выучился на агронома. По приезде в Венесуэлу специальность пришлась впору. Государство выделило семье Гуцаленко сорок гектаров пашни. Дали трактор, сеялки, другие необходимые прицепные орудия для обработки земли. Первый тогда президент Венесуэлы был разумным правителем. По его инициативе распределили пахотную землю так, чтоб рядом жили две европейские семьи (русские или немцы) и две венесуэльские. Местные жители учились у европейцев умелому хозяйствованию. Раньше, если венесуэльцу давали землю, он ничего, кроме кукурузы, не умел выращивать. А какова «агротехника» была? Идёт крестьянин по участку, протыкает заостренной палкой лунки в земле, бросает в лунки зёрна, затирает пяткой. Следующий шаг – новая лунка...

– А у нас было до трёхсот кур, – подхватывает разговор матушка Ольга, – всех надо было накормить, сделать прививки, то от одной, то от другой болезни... Потом попробовали разводить и выращивать свиней – семьдесят голов держали. Чем кормила? Покупали комбикорма, делала разные мешанки, пойла. Потом свиньи тоже начали болеть, погибать. Ведь не было у нас хороших помещений с бетонными полами. Пойдут дожди – слякоть и грязь, и, конечно, болезни... Взялись выращивать кукурузу. Новая напасть: набеги обезьян – выламывали початки. Набегали и крупные ящерицы. Динозавры этакие!.. Жора, ты помнишь, как с винчестером за ними охотился? Заметят, что с ружьём вышел, прячутся за стволы деревьев. Прошел, они тут как тут. Как ножницами стригут посевы. Ну еще эти красные муравьи! Тоже стригут, как косилкой. Вот и мечешься, бывало, то с ружьём, то ядов подсыпаешь, то на «джипе» объезжаешь поле, спугивая тучи перелётных птиц... Разводили как-то рис. Пока зреет, не трогают. А как созрели колосья, тут они, утки, и нагрянут. Не столько съедят, сколько стеблей поломают, пригнут...

Отец Сергий в простой деревенской рубахе навыпуск с утра хлопочет над кормом для кроликов. Подсушивает какую-то траву, перебирает капустные листья, морковку, за которыми успел съездить на базар, лихо вкатив затем во двор на этом своём зеленом авто, напомнившем мне послевоенную российскую «Победу». Зашел в дом, снял рясу, сияющий на груди крест с цепью. И вот, расположившись по-крестьянски на бревнышке, занялся привычным утренним делом. По складу характера он философ. И страстный, как признался мне, книгочей. Называет имена наших знаменитых писателей – Распутина, Астафьева, знаком с патриотическими статьями Карема Раша, просит, по возможности, передать ему поклон и лучшие пожелания. Рассуждает о политике в Советском Союзе, о движении «Память», идеи которого он приветствует, говорит и «об этих самых дерьмократах», которые разваливают страну.