Игорь Панин - 101 разговор с Игорем Паниным

– А другие премии?

– Другие пока ждут не дождутся, когда я предложу на их высочайшее соискание свой роман. «Букер» в этом году отменили. На «Ясную поляну», как подсказали знающие люди, роман с такой темой, как в «Адаптации», не стоит и пробовать выдвигать. Приём текстов в «Большую книгу» начнётся уже скоро. Посмотрим, внесут ли роман в длинный список, если я попробую номинировать себя сам. Кстати, в либеральный «НОС», премию, которую, как известно, спонсирует Михаил Прохоров, –  я честно пытался проникнуть, но главред журнала, с которым я договаривался о выдвижении «Адаптации», прочитав начало книги, пришёл в ужас и сказал, что «такое» в приличные либеральные руки отдавать нельзя, что это, мол, ударит по репутации журнала, ну и т. д.

– А что же так напугало либералов?

– Просто западной толерантностью, на которую ориентируются либеральные литфункционеры, в романе и не пахнет. Хотя, я думаю, тогда надо вообще запретить «Преступление и наказание» за негуманное обращение со старушками. А ещё этот редактор указал мне на безвкусное оформление обложки «Адаптации», мол, это тоже «камень преткновения». Но при чём тут обложка? Не сам же я её рисовал. Книга вовсе не о том, чтобы всё бросать и тем более раздеваться догола и садиться задумчиво на землю, как это изображено на обложке. Когда я показал книгу знакомой болгарской издательнице, она меня с улыбкой спросила: «Это что, про геев?»

– Так про что же?

– Уж про геев там точно ничего нет! И не про олигархов, качков, бандитов, орущих патриотов с АКМ или лиричных высокоумных интеллектуалов. Герой «Адаптации» – нормальный средний человек, про которого у нас почему-то никто не пишет, то есть вовсе не герой. В нём борются мужество и апатия, сострадание и гордость, вера и депрессивное отчаяние. Это типичный житель большого города, сидящий, как говорится, на двух стульях и попавший, как многие из нас, в жернова между советским прошлым и капиталистическим настоящим. Герой романа не захотел полностью адаптироваться к этой новой, скотской, но такой выгодной жизни, но хотя бы пытается понять, почему так паскудно живёт. Когда я писал эту книгу, то сознательно хотел создать нечто большее, чем просто жанровая литература, даже большее, чем вообще литература. «Адаптация» – роман не о силе, а о слабости, которая ищет силу. Я думаю, во многом это книга для тех, кто в поиске, кто на распутье, кто ищет, кто сомневается. Подозреваю, что больше всего представителей нашей тусовки раздражает то, что в романе описана жизнь человека, по социальному положению и философским запросам весьма похожего на них, но приходящего к выводу, что его жизнь пуста и лжива. То есть, вероятно, некоторые сочли, что я выставил их дураками.

– То есть, резюмируя вышесказанное, приходим к выводу, что в литературе сейчас всё зависит от вкусов тусовки и связей самого автора. Так?

– Во все времена и во всех странах пробиться неизвестному автору было нелегко. А в моём случае – тем более. Я ведь попытался войти в литературу вновь, после того как больше десяти лет нигде не печатался. Начало моего пути в литературу очень похоже на нынешний возврат в неё. В 1995 году я написал рассказ «Риф», который нигде не хотели брать. Павел Басинский сначала удивлялся, зачем ему подсунули читать байку про какого-то советского пионера на Кубе, а потом но-минировал «Риф» на «Малого Букера». А всё потому, что я нашёл того, кому рассказ понравился, –  это был писатель Олег Павлов, впоследствии получивший «Букера». Павлов отнёс «Риф» в «Новый мир» – и рассказ напечатали. Затем, уже по накатанной, напечатали в «Октябре» роман «Июльское утро», который получил российско-итальянскую премию. Тут бы мне продолжать в том же темпе, но… Времена тяжёлые настали, надо было как-то зарабатывать на жизнь, я ушёл в кино, попытался писать сценарии сериалов. Чего делать не следовало. Потому что спустя десять лет пришлось всё начинать сначала.

– Но ведь есть же примеры, когда малоизвестные, провинциальные писатели успешно дебютировали, получали крупные премии…

– Да, Прилепин со своим первым романом «Санькя» сразу прославился. Но это исключение. Суть писательского успеха в нашей стране в том, что если ты зацепился за подножку литературного процесса, то нельзя с неё спрыгивать даже для передышки, пока не напишешь несколько романов, не получишь несколько премий, пока не утвердишься как писатель. В России крайне редки успехи раннего или вообще самого первого романа, как это случается в Европе. Русская литературная среда – это мощная клановая система, в которой, как ни старайся, всем не угодишь. Можно, конечно, плюнуть на это – но тогда надо вообще завязывать с литературой и идти в рекламщики или эффективные менеджеры.