Алексей Суворин - Е. Динерштейн. Публицист крайних убеждений

Как бы то ни было, Лонгинов был жестоко оскорблен таким поворотом дела. В отместку он заставил Суворина перенабрать 17 листов печатавшегося пятнадцатитысячным тиражом календаря. Он потребовал изъять из текста "самые общеизвестные истины, самые банальные цифры сравнений России с иностранными государствами, заимствования из бюджета о доходах и расходах. Все это было тщательно уничтожено". По его распоряжению были убраны справки о М.Е.Салтыкове-Щедрине, Ю.Ф.Самарине, Н.И.Костомарове, Н.А.Некрасове и др. [53].

Никитенко в уже упоминавшихся записях "Дневника" называл Суворина "беднейшим из бедных литераторов". Как можно судить по сведениям, сообщенным Сувориным в цитированном письме Корфу, прибыль от первого издания календаря действительно была невелика, а расходы по второму оказались больше предполагаемых. Судя по примерной смете, при тираже в 3000 экз. и объеме в 30 печатных листов, расходы по первому выпуску должны были составить более 1000 руб. Цена экземпляра не могла превышать 1 руб., так как приходилось считаться с конкурентами. К тому же книготорговая скидка по календарю обычно составляла 30%. Приступая к изданию календаря, Суворин не мог рассчитывать на значительный барыш; он так и писал Корфу: "Это проба - удастся - хорошо, не удастся - сложу руки" [54].

Время в известной мере способствовало успеху суворинского начинания. С отменой в 1865 монополии Академии наук на издание календарей их выпуском занялся ряд издателей. Но, как отмечал рецензент "Отечественных записок", ни один из них не обладал ни знаниями Суворина, ни его литературными способностями. Читающая публика, предпочитавшая из-за более низкой цены частные календари академическим, вскоре убедилась в несовершенстве многих из них. Суворин же сумел сочетать энциклопедичность, высокие литературные качества материала с дешевизной издания, хотя ему и пришлось в конечном счете отказаться от мысли сделать свой календарь общественно-политическим ежегодником. В первые годы он сам составлял календарь (за исключением астрономического отдела), стараясь разнообразить формы подачи материала. Не удивительно, что календарь уже "в первый год своего существования разошелся вскоре весь до последнего экземпляра и долгое время был библиографической редкостью" [55].

Хотя Суворин много внимания уделял книгоизданию, но главным его занятием оставалось сотрудничество в "С. -Петербургских ведомостях". Газете (как и Суворину, ведущему ее публицисту) приходилось тогда трудно - она подвергалась критике слева (со стороны демократически настроенных журналистов) и нападкам справа (из правительственного лагеря).

Мнение радикальных критиков сформулировал Г.З.Елисеев:

"г. Корш не понял того, что в обществе, которое едва только начинает слагаться, журналистика должна высоко нести свое знамя. Она не должна поддаваться ни на какие компромиссы, постоянно выставлять перед обществом свои высокие идеалы, как зеркало, во всей их неприкосновенности, и ни для кого и ни для чего не смягчать суровости моральных принципов общественной деятельности".

По его словам, газета никогда не придерживалась этого положения и мирилась "с разными несообразными явлениями, благословляя все направо и налево" [56]. Перманентное отступничество стало ее характерной чертой. Что же касается правительства, то оно, не вступая ни в какие дискуссии, пренебрегая существующими законами, сделало все возможное, чтобы досрочно отобрать у Корша аренду "С. -Петербургских ведомостей".

Еще в 1870 гр. Д.А.Толстой, в те годы обер-прокурор Синода и министр народного просвещения, выступая на заседании Совета Главного управления по делам печати, заявлял, что нельзя терпеть такого положения, когда в газете, издающейся от имени Академии наук,

"приютились различные темные литературные личности, и она отличается антинациональным и нередко даже антиправительственным направлением. Ложь, клевета, гаерство и глумление суть излюбленные орудия фельетонистов этой газеты. Суворин, Буренин и другие топчут в грязь лучших наших литературных деятелей. Симпатии свои к врагам России полякующая клика, притаившаяся в этой газете, почти не скрывает, и одно имя Каткова, которого они обвиняют в узком квасном фанатичном патриотизме, приводит сотрудников "С. -Петербургских ведомостей" в крайнее раздражение".

В данном случае поводом для цензурных придирок послужил фельетон Суворина о выставке исторических портретов (1870. No 74), в котором, по заявлению гр. Толстого, проскальзывала мысль о том, что "люди неблагородные почище всех аристократов" [57].