Вячеслав Рыбаков: Кружась в поисках смысла

Во-первых, этические орудия будут многочисленны и разнообразны, так что стереотипы этического мышления и поведения, выковываемые ими, будут различны. Во-вторых, ускоряющийся темп прогресса неизбежно будет менять орудия все быстрее. Эти два фактора — возрастание дробности групп с унифицированными этическими представлениями и сокращение срока жизни каждой из них — вкупе с возможными прочими сделают взаимопонимание между людьми еще более затруднительным, чем ныне; подобное затруднение чревато дальнейшим возрастанием упрощающего стремления строить межчеловеческие и межгрупповые контакты согласно матрице употребления, по принципу жесткого управления. Рост насилия, происходящий в наше время, именно и есть следствие уже резко возросшей затруднительности правильно понимаемого окружающими и правильно срабатывающего этического поведения (культ бесстрашного Рэмбо есть культ безграничного страха перед хлопотами духа, культ духовной капитуляции). Шанс на взаимообогащение, не реализуясь, оборачивается тягой к взаимоподавлению, а она, в свою очередь, активно используется и культивируется недальновидными политиками. И, однако, в-третьих, мощность орудий будущего станет, очевидно, настолько велика, что каждая серьезная поломка любого из них — а мы помним, что чаще всего этические орудия выходят из строя, когда к ним применяют навыки жесткого управления — начнет угрожать самому существованию человечества. Все это вызовет кардинальное, сейчас просто непредставимое, увеличение потребности в умении реализовать этику в поведении. И неумение сделать это с течением времени будет представлять все большую опасность, причем не только для допускающих ошибки индивидуумов, но для больших групп людей и больших экологических комплексов. Накопление реального опыта, таким образом, неизбежно будет становиться все более болезненным и все более опасным — другими словами, все более недопустимым.

Простой пример. На протяжении десятков тысяч лет судьба человечества в целом зависела лишь от природных факторов (оледенения, активность Солнца, геотектонические процессы и т. д.). Первый же виток научно-технической революции на наших глазах привел к тому, что в число определяющих эту судьбу факторов вошел сам человек — пока в лице правительств крупнейших государств. Средства, находящиеся в их распоряжении и поначалу призванные служить орудиями жесткого управления «дальними», то есть другими правительствами и другими государствами, стали настолько мощными, что любая попытка наладить такое управление оказалась чревата уничтожением как управляемых, так и управляющих. Управление «дальними» как орудиями, посредством уничтожения или страха уничтожения практиковалось в течении тысячелетий. Но теперь оно оказалось немыслимым, и, тем самым, потуги жесткого управления анахроничными. Взаимодействие явно может быть организовано теперь только на этической основе. Но это значит, что под страхом самоубийства государства должны теперь либо превратиться в рефлексирующих интеллигентов, то есть наперекор инстинкту самосохранения соблюдать принципы этики по отношению к тем, кого они считают врагами — а мы от Шекспира знаем, что психическое состояние такого интеллигента всегда таит угрозу срыва и истерики, в данном случае истерики атомной; либо включить бывших врагов в число «ближних», что сделает стремление к жесткому управлению варварским и унизительным анахронизмом, подобным стремлению к обладанию женщиной, реализуемому, например, посредством угрозы убить ее детей.

Но это лишь первый этап. Следующий же виток НТР, очевидно, поднимет мощность рукотворных средств на такой уровень, что судьба человечества или, для начала, отдельных регионов и континентов, будет зависеть от каждого работающего с техникой человека. Сейчас трудно сказать, как именно это произойдет; индивидуальные ли термоядерные узлы, фотонная ли инженерия, индустриальное ли овладение парапсихологическими эффектами будет тому причиной, или что-то еще, но в том, что это произойдет обязательно — невозможно сомневаться. Следовательно, в круг ближних должны будут включаться — то есть должны будут постоянно учитываться их интересы — все те, кто может быть так или иначе затронут работой данного этического орудия. Высочайший профессионализм и подразумеваемая им высочайшая профессиональная добросовестность, как и полная уверенность в отсутствии у каждого из миллиардов человек злого умысла, будут явно необходимы, но далеко не достаточны, поскольку профессионализм — это всего лишь навык жесткого управления. Хотя, к слову сказать, и он этичен, ибо он результат не только дрессировки, но и, в значительно большей степени, чувства ответственности. Однако работа на столь сложной технике всегда время от времени будет непредсказуемо требовать творческого вмешательства, а любая попытка творческого выхода за рамки навыка — вероятностна. Любая из них должна будет строиться максимально этичным образом. В усложненном, пронизанном многомерными связями мире, где каждое фальшивое и неверное движение не теряется, а многократно усиливается титанической технологией и хлещет либо всю природу, либо, в лучшем случае, лишь ее часть — ни в чем не виноватых, не подозревающих о чужой ошибке людей, малообразованный или даже просто узкообразованный человек никогда не сумеет быть этичным. Даже при всем желании. У него просто не получится. Раз за разом будет не получаться, пока он не озлобится или не махнет рукой на все — потому что на пути реализации принципа неувеличения зла глухой, вызывающей тоску беспомощности преградой встанет неумение протянуть элементарную естественнонаучную цепочку от, например, опоздания состава грузовых дирижаблей с редкоизотопным газом из Уренгоя в Салоники через сокращение рождаемости пингвинов на Земле Королевы Мод к эпидемии менингококкцемии в Патагонии.