Вирджиния Вулф - Льюис Кэрролл

Вирджиния Вулф

Льюис Кэрролл

Перевод Н. М. Демуровой

В издательстве "Нонсач Пресс" {1} внушительным томом в 1293 страницы {2} вышло полное собрание сочинений Льюиса Кэрролла. Теперь уже делать нечего - Льюису Кэрроллу раз и навсегда надлежит быть собранным воедино. Нам же надлежит охватить его во всем единстве и полноте. Однако мы снова который раз! - терпим поражение. Нам кажется, что вот он, наконец, Льюис Кэрролл; мы глядим пристальнее - и видим {3} оксфордского священника {4}. Нам кажется, что вот он, наконец, достопочтенный Доджсон; мы глядим пристальнее - и видим волшебника и чародея. Книга распадается у нас в руках на две части. Чтобы собрать ее воедино, мы обращаемся к его "Жизни" {5}.

Но тут мы обнаруживаем, что у достопочтенного Ч. Л. Доджсона не было жизни. Он шел по земле таким легким шагом, что не оставил следов. Он до такой степени пассивно растворился в Оксфорде, что стал невидимкой. Он принял все условности; он был педантичен, обидчив, благочестив и склонен к шуткам. Если у оксфордской профессуры XIX в. была некая суть, этой сутью был он. Он отличался такой добротой, что сестры его боготворили; такой чистотой и безупречностью, что его племяннику решительно нечего о нем сказать. Он только намекает, что, возможно, "на всей жизни Льюиса Кэрролла лежала тень разочарования". Мистер Доджсон тотчас опровергает эту догадку. "Моя жизнь, заявляет он, - свободна от всяких волнений и бед". Но в этом прозрачном желе был скрыт необычайно твердый кристалл. В нем было скрыто детство. И это очень странно, ибо детство обычно куда-то медленно исчезает {6}. Отзвуки его возникают мгновениями, когда мы уже превратились во взрослых мужчин и женщин. Порой детство возвращается днем, но чаще это случается ночью. Однако с Льюисом Кэрроллом все было иначе. Почему-то - мы так и не знаем, почему детство его было словно отсечено ножом. Оно осталось в нем целиком, во всей полноте. Он так и не смог его рассеять. И потому, по мере того как шли годы, это чужеродное тело в самой глубине его существа, этот твердый кристаллик чистого детства лишал взрослого жизненных сил и энергии. Он скользил по миру взрослых, словно тень, и материализовался лишь на пляже в Истборне {7}, когда подкалывал английскими булавками платья маленьким девочкам. Но, так как детство хранилось в нем целиком, он сумел сделать то, что больше никому не удалось - он сумел вернуться в этот мир; сумел воссоздать его так, что и мы становимся детьми. Чтобы возвратить нас в детство, он нас сначала усыпляет. "А она все падала и падала. Неужели этому не будет конца?" Мы падаем, падаем, падаем стремглав в этот пугающий, никак не объяснимый и в то же время безупречно логичный мир, где время обгоняет самое себя, а потом застывает, где пространство расширяется, чтобы потом сжиться. Это мир сна, но это и мир снов. Они возникают без всякого усилия; перед нашим внутренним взором чередой проходят Белый Кролик, Морж и Плотник; они кружат, превращаются друг в друга, прыгают и скользят. Вот почему обе книги об Алисе - книги не детские; это единственные книги, в которых мы становимся детьми. Президент Вильсон, королева Виктория, автор передовиц в "Таймс", покойный лорд Солсбери {8}, каков бы ни был ваш возраст, сколь бы ни было высоко или скромно ваше положение, - все вы снова превращаетесь в детей. Превратиться в детей - это значит принимать все буквально; находить все настолько странным, что ничему не удивляться; быть бессердечным, безжалостным {9} и в то же время настолько ранимым, что легкое огорчение или насмешка погружают весь мир во мрак. Это значит быть Алисой в Стране чудес.

Но и Алисой в Зазеркалье. Это значит видеть мир перевернутым вверх ногами. Немало всяких сатириков и юмористов показывали нам мир вверх ногами, но они заставляли нас видеть его по-взрослому мрачно. Один лишь Льюис Кэрролл показал нам мир вверх ногами так, как он видится ребенку, и заставил нас смеяться так, как смеются дети, бесхитростно. Мы падаем, кружась, самозабвенно, в чистейший нонсенс и смеемся, смеемся...

И по солнцу ты можешь его отыскать

И с наперстком в руках подстеречь... {10}

(Пер. В. Фета)

А затем мы пробуждаемся. Ни одно из превращений в "Стране чудес" так нас не удивляет. Ибо мы пробуждаемся и находим - кого же? Достопочтенного Ч. Л. Доджсона? Льюиса Кэрролла? Или и того и другого вместе? Этот странный субъект-конгломерат намеревается издать для юных английских девственниц сверхскромного Шекспира, умоляет их задуматься о смерти в тот миг, когда они бегут поиграть, и всегда, всегда помнить о том, что "истинная цель жизни состоит в выработке характера..." Как, скажите, найти на этих 1293 страницах то, что зовется "единством"?