Валентин Осипов - Из России в Индию. Пешком, под парусами и в седле - о 103-х путешественниках и 4-х великих навигаторах

Поручаю всю сию экспедицию Вам и войску Вашему /…/ Пройдете вместе с артиллерией прямо через Бухару и Хиву на реку Индус и на заведения английские /…/».

В конце приказа шло: «Бог Вас благословит. Есмь Ваш благосклонный Павел».

В тот же день еще одно царево письмо атаману. С глобальными(!) наказами: «Индия, куда Вы назначаетесь, управляется одним главным владельцем и многими малыми. Англичане имеют у них свои заведения торговыя, приобретенныя или деньгами, или оружием, то и цель всё разорить, а угнетенных владельцев освободить и землю привесть России в ту же зависимость, в какой она у англичан, и торг обратить к нам.

Сие исполнение Вам поручаю, ваш благословенный Павел».

Итак, планируется война с Великобританией за Индию. Российский генерал Беннигсен в своих «Записях об Индии» подтвердил намерения царя, что надо остановить вторжение Англии в Индию с севера.

… С завистью (белой!) познавал я записки публициста Ник. Маркелова «В рассуждении завоевания Индии…»: сколько же здесь интересных подробностей («Новый мир», 2013,№ 9). Вот о предложении графа Валериана Зубова ещё Екатерине Великой установить прямую горговлю с Индией в том числе с задачей предотвращения вторжения Англии в эту страну. Вот желание Франции объединиться с Россией для похода на Индию с задачей «избавить от британского ига: открыть новые пути промышленности и торговле просвещенных европейских наций, в особенности Франции». Вот цитируется оценка Пушкина этим намерениям: «Химеричекий план Наполеона в рассуждении завоевания Индии» – поэт не хотел такого союзничества с Францией.

Воспоминания атамана. Жестко правдивы и живописны они под правдивым пером Матвея Платова: «Я, господа, при императоре Павле Петровиче доносу одного из сослуживцев своих сидел в Императорской крепости вместе с Алексеем Петровичем Ермоловым, Я был тогда в чине генерал-майора и заправлял донцами. Крепко грустил я в крепости, не зная, чем кончится моя участь. «Не грусти казак – атаманом будешь», – сказал мне Ермолов.

В одну ночь меня затребовали во дворец и ввели в кабинет государя пред которым я упал на колени. Государь велел мне встать и сказал: «Генерал Платов, вот тебе табакерка с моим портретом. Не понимая причин такой милости, я однако ж облобзал его царскую руку.

Государь продолжил: «Поезжай на Дон, собери полки и выступай в поход. Перед выступлением получишь маршрут, карту и узнаешь, куда идти, и тогда же пришли мне рапорт с надежным офицером об исполнении моего поручения. Ступай…»

Что дальше? Читсаем: «Поехал я на Дон, живо собрал 20 тысяч казачков, отслужил молебен и готовился потянуться в неизвестный путь, как получил, по обещанию государя, карту и приказ открыть путь в Индию /…/. Пока были мы в своих границах, донцы мои были веселы, и песни их раздавались беспрестанно. Полковники и офицеры старались узнать, куда я их веду, но я крепко хранил тайну.

В одно утро старшины и сотники объявили мне, что полки уж два дня без воды в войсках ропот, что казачки отказываются идти далее /…/

«Погодите до завтра детушки, – сказал я, – утром вынесу свой походный образ, отслужим молебен, и тогда скажу войску, куда мы идем». Печально пошел я в свой шатер и, на бурке лежа, так рассуждал: или свои меня убьют. Или Павел повесит за неисполнение приказания, Тут смерть и там смерть /…/

Так пролежал я целую ночь и не смыкал глаз. Стало светать. Вдруг полы шатра моего зашевелились, и лезет ко мне на четвереньках человек не человек, черт не черт, зверь не зверь. Он мычит каким-то хриплым голосом: «Воды… воды…» Я вскочил на ноги и подал несчастному несколько глотков, и тогда только он проговорил: «Павел скончался… Императором – Александр, и возвращайся на Дон!»

Итак. новый царь Александр 1 отменил затею своего отца.

А если бы не отменил?

Франция-Индия-Россия. Такой причудливый треугольник – отнюдь не равнобедренный! – продолжает вычерчиваться императором Франции.

1812, май – приказ Наполеона. Он повелевал начинать войну с Россией. Доселе непобедимый император ничуть не сомневался в победе. Поистине так, что честолюбие – имперское – не знает границ. Одному из приближенных, графу Нарбонну, заявляет в эти дни давно выношенное: «Александр Македонский достиг Ганга, отправившись от такого же далекого пункта, как Москва… Предположите, что Москва взята, Россия повержена, царь помирился или погиб при каком-нибудь дворцовом заговоре, и скажите мне, разве невозможен тогда доступ к Гангу для армии французов…»