Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

В ноябре 1967 года небольшая группа пражских студентов решила сделать то, что, как они слышали, делают студенты на Западе. Они устроили демонстрацию. Поводом явилось плохое отопление и освещение в спальнях — не первый и не последний случай, когда выступление студентов имело столь банальные причины. Как и многие студенты на Западе, поступавшие подобным образом, пражане нашли, что устраивать демонстрации очень интересно. Они шествовали в вечерних сумерках, неся свечи, символизировавшие тусклый свет, при котором, по их словам, им приходится заниматься. Это производило впечатление рождественской процессии. По узкой мощеной улице они достигли Градчан — замка, в котором располагалось правительство. Внезапно путь им преградила полиция. Полицейские повалили нескольких демонстрантов на мостовую. Примерно пятьдесят человек в итоге нуждались в госпитализации. Пресса сообщила лишь о нападении «хулиганов» на полицию. Но люди смогли расшифровать этот код, и слухи об избиении быстро распространились, порождая все более широкое движение протеста. В конце 1967 года студенты Праги разбрасывали листовки и вступали в полемику на улице с первым встречным, то есть они вели себя так же, как студенты в Берлине, Риме или Беркли. Разумеется, за ними следила тайная полиция, но то же самое происходило и со студентами Западной Европы и Америки, когда они устраивали демонстрации.

В 60-е годы возросли как словацкий национализм, так и враждебность Новотного по отношению к словакам. В 1967 году словаки бросили вызов правительству и Советам тем, что праздновали победу Израиля в Шестидневной войне. В 1968 году Ближний Восток стал любимой политической метафорой в советском блоке. Признаком неблагополучной обстановки стало то, что поляки, вместо демонстрации лояльности советским интересам, радовались поражению арабских войск, обучавшихся советскими инструкторами. В марте 1968 года Румыния пожелала продемонстрировать свое независимое поведение, она укрепила свои связи с Израилем.

После того как 5 января 1968 года Новотный был снят с поста руководителя партии, волнение и надежда наполнили сердца жителей Чехословакии, по стране поползли слухи. Существует популярная версия, почему Брежнев не защитил Новотного. Когда Брежнев сместил Хрущева, Новотный был настолько расстроен падением своего советского друга — они вместе проводили отпуска, — что сразу же обратился в Кремль. Каков бы ни был ответ Брежнева, он не удовлетворил Новотного, тот в сердцах бросил трубку, прервав разговор. Брежнев же обладал долгой памятью.

В 1968 году надежды и доверие Советского Союза и Чехословакии были возложены на высокого, мрачно выглядевшего человека с бледной улыбкой на устах, человека, никогда не демонстрировавшего особых способностей или творческой фантазии — качеств, которые ни при каких обстоятельствах не понравились бы советской стороне. У Дубчека не было зарубежного опыта. За исключением пребывания в Советском Союзе, он только дважды ездил за границу, оба раза в 1960 году, когда два дня провел в Хельсинки и отправился на партийную конференцию в Ханой.

Но Дубчек и многие его коллеги по новому руководству принадлежали к уникальному поколению. Оно росло при нацистской оккупации и видело тот мир добра и зла, в котором Советский Союз символизировал силы добра и надежд на лучшее будущее. Один из членов дубчековского руководства, Зде-нек Млынарж, писал: «В этом смысле Советский Союз был страной надежды для тех, кто желал после войны решительно порвать с прошлым и кто, конечно, не знал, что на самом деле происходило в Советском Союзе».

Главным вопросом того момента было не то, почему Советы согласились с приходом к власти Дубчека, а то, почему в Чехословакии на это пошли. После двадцати лет сталинизма нация жаждала перемен, и его соотечественники решили, что он способен осуществить их. Как отмечает Млынарж, до 1968 года народ Чехословакии ничего толком не знал о характере своих лидеров и население уже к этому привыкло. По случайности Дубчек очень подошел молодежи 1968 года. Он не был авторитарен, и этот факт будто бы подтверждался его скованностью на публике и скучной манерой речи. Чехословацкой молодежи нравилась его неловкость. В конце концов это перерастет в склонность к слишком медленному принятию решений, что окажется слабой стороной антиавторитаризма. Однако в узком кругу он мог быть в высшей степени убедителен. И что вызывало особенную симпатию, он был руководителем, умевшим слушать других. По-видимому, то, что верно в отношении Людовита Стура, этого поносимого властями словацкого националиста, в доме которого родился Дубчек, справедливо и в отношении его самого. Как он говорил в одной из своих речей неортодоксального характера тремя годами ранее, защищая Стура, «он понимал все главные социальные и экономические проблемы и тенденции своего времени и понимал, что все надо изменить».