Владимир Шулятиков - Восстановление разрушенной эстетики

Жюль Леметр говорит в своей статье «Literatures du Nord»: русская художественная литература всегда поражала его одной особенностью: при чтении ему всегда слышался рядом с голосом художника еще голое проповедующего священника. Замечание очень меткое и заслуживающее серьезного внимания. Европейское ухо, верно, уловило отличительную черту нашего художественного творчества.

И г. Неведомский ставит вопрос 7: «не начинает ли эта нота утомлять ухо современного читателя»? на что спешит ответить в положительном смысле. По его мнению, современная русская интеллигенция чувствует « усталость от идейного искусства»; искусство это дает ныне лишь стереотипные, «наперед известные поучения и мысли», то есть выродилось в шаблонное творчество. Успех произведении нового стиля определяется именно подобного рода «усталостью».

И г. Неведомский пытается узаконить обращение «усталой» интеллигенции к новому литературному «credo»: он указывает на факт роста общественной жизни и делает вывод, что русские интеллигенты уже могут позволить себе отдых от гражданских мотивов в искусстве; могут уже наслаждаться художеством, отвечающим индивидуальным потребностям…

Другой пример. Считавшийся сторонником «реалистического» искусства г. Скабичевский 8 около двух лет тому назад выступил с похвальным словом новым литературным веяниям. Правда, это была далеко не решительная похвала, похвала с большими оговорками, но она очень характерна как «признак времени» [3] Статья «Новые течения в современной литературе» («Русская Мысль», 1901 г, ноябрь). .

Современный литературный кризис, в его глазах, исчерпывается крушением «натурализма». Натурализм, в свое время спасший искусство от одностороннего увлечения «чудесными», мистическими элементами, не избежал сам односторонностей. Провозгласивши требование изображать только типическое, только обыденное, «действительной» жизни, он тем самым изгнал со столбцов художественной литературы все субъективное и поэтическое. Ограниченные в своем кругозоре созерцанием «дрязг повседневной жизни» беллетристы начали писать по трафареткам и обратились в холодных протоколистов.

«Изъятие из области творчества, с одной стороны, всего конкретного, случайного, с другой – поэтического, наконец, требование, чтобы беллетристы были непременно зашнурованы в корсет холодного, объективного протоколизма, – все это легло на искусство гнетом узкого одностороннего и нетерпимого деспотизма нисколько не в меньшей мере, если ни в большей степени, чем все предыдущие школы».

Интеллигентное общество ничего не стало выносить от натуралистических произведений, кроме «скуки». И против «скучного» объективного протоколизма возникла реакция, на знамени которой написано «поэтическое» и «субъективное».

Мы не будем здесь распространяться о том, насколько верную оценку господствовавшей литературной школы сделали г. Скабичевский и г. Неведомский, и насколько правы были: г. Неведомский, покрывая понятие идейной, гражданской литературы термином тенденциозного искусства, а г. Скабичевский, отождествляя реализм с «протокольным» натурализмом. Нам важно в данном случае лишь усвоенные ими объяснения процесса смены литературных веяний. И в деле этого объяснения представители двух различных поколений интеллигенции и двух различных интеллигентных миросозерцании подали друг другу руки. Имманентное развитие литературных явлений, старческая дряхлость господствовавшей школы и «усталость» интеллигенции от нее – таковы их общие аргументы. От анализа реально-групповой и классовой подпочвы литературной смены оба критика держатся в своих статьях на почтительном расстоянии.

Иначе им нельзя. Г. Неведомский – проповедник автономии «цельно и всесторонне развивающейся человеческой личности», поторопился даже изобразить картину текущей общественной жизни далеко не в надлежащих красках, повинуясь желанию поскорее узаконить «индивидуальные» переживания». Прежде чем выступить с похвальным словом новым веянием, г. Скабичевский заявил себя также сторонником «индивидуальных переживаний»: он осудил интеллигенцию за то, что она чуждается «радостей» жизни, приносит на алтарь общего блага личное счастье, делает из служения «идее» исключительную задачу своего существования [4] «Аскетические недуги в нашей современной передовое интеллигенции» («Русская Мысль», 1900 г., октябрь – ноябрь). .

Снисходить до анализа реальной подпочвы для индивидуалистически настроенных критиков означало бы заниматься самокритикой и самообвинением. Как и откуда «пошла, есть и стала быть» апология чистого индивидуализма, лежащая в основе новоромантической литературы и «нового», «свободного» искусства? Да, это вопрос очень неприятный, очень тяжелый для защитников новых веяний в литературе. Лучше и легче для них отделываться от этого вопроса общими фразами и отвлеченными фразами и отвлеченными формулами.