Н. Балашов - На пути к не открытому до конца Кальдерону

Кальдерон редко бывает схож с Толстым, и мы не станем больше настаивать на мысли, что до рассказа о судьбе Пьера Безухова и Платона Каратаева в плену мало кто так писал. Схождение может быть усмотрено лишь на существеннейшем, но скрытом уровне — в соединении проблем «войны» и проблем «мира» органически и таким образом, что конечную, высшую важность по сравнению с суетой «войны» имеют вопросы «мира». Великим словом является формула «обыкновенная беда» (Бальмонт перевел буквально: es comun репа). Но стилистически никакого сходства между толстовской неукрашенностью и фигуральностью барокко нет. Стих «Когда его страданье — Феникс» намеренно многозначен. «Феникс» воплощает не только семейное счастье человеческой мирной жизни. Есть здесь и подавленная скорбь дона Фернандо, который не может дать свободы чувству к возлюбленной своего мавританского побратима. Есть здесь и игра смыслом имени: решение дона Фернандо с определенностью ведет его к мученической смерти. Исход страданий Мулея неясен, и они могут испепелять его как сгорающая птица феникс и, как она, возрождаться из огня и пепла.

Нельзя обойти вниманием, что в этих стихах уравниваются два мира — мир христианский и мир магометанский — и делаются понятными взаимные благословения друзей именем бога и аллаха.

Другим весьма загадочным пунктом драмы являются мысли, что герои «обязали небо» (obligando al cielo) им помогать, а особенно последние слова Феникс в конце драмы: «cumplio el cielo su homenaje». Эти слова не решились точно перевести ни А. В., Шлегель, ни французские прозаические переводчики первой половины XIX в., которые легко могли прибегнуть к кальке, ни Юлиуш Словацкий, ни, наконец, Бальмонт и Пастернак. Буквально: «исполнило небо свой оммаж», т. е. «вассальное обязательство» по отношению к Стойкому принцу. Если натянуть значение термина феодального вассалитета «оммаж» до готовой лопнуть струны метафоричности, можно перевести «исполнило небо свой обет». Но и такого тезиса не признает никакое богословие, если речь не идет о языческом роке или о заранее свободно данном небом обетовании. Кальдерон, певец человеческой стойкости, дошел в апофеозе Стойкого принца до невозможного в религиозном мышлении постулата, что человек может «обязать небо» и добиться того, чтобы «небо выполнило свое обязательство»!

Драматург, видимо, сам понял, что зашел слишком далеко, к чуждой ему грани, где кончается вера и маячит богоборчество или магия. Во всяком случае, важные элементы в развязке драмы «Жизнь есть сон» могут быть поняты как исправление поэтом стиха об исполнении небом (вассального) обязательства. Потерпевший поражение в битве с сыном Басилио бросается к ногам Сехисмундо со стоном:

Здесь все похоже, но все совсем по-другому. Предвещание сбывается лишь формально, ибо Сехисмундо-победитель проявляет не жестокость, а величайшую почтительность к отцу. Homenaje отнесено не к небу, а к року (язычество в известных пределах допускало обязательство того или иного бога смертному: Аполлона, Афины — Оресту), к небу же отнесено свободное слово самого неба, а не обязательство. Глагол «cumplir» из совершенного прошедшего изъявительного наклонения (preterite, т. е. перфект: «выполнило») переведен в настоящее время сослагательного наклонения (subjuntivo presente: «пусть же выполняет…»). Перед зрителем не реальность, а предположение Басилио.

Сехисмундо в ответном монологе отцу говорит о нелепости принятых Басилио мер, которых одних было достаточно, чтобы ожесточить сына. Бросаясь, в свою очередь, к ногам побежденного отца, он определяет неизбежность происходившего изречением: «Sentencia del Cielo fue».

Но исправив крайность в отношении обязательства неба, Кальдерон отнюдь не склонен был становиться на точку зрения «предопределения» и оставался верен идее «свободы воли». Небо показало царю лишь то, что он ошибся в способе преодолеть приговор неба, «победить его»: «…el Cielo te desengana // De que has errado en el inodo // De vencerle…»

Подчеркнутое нами у Бальмонта «так» несколько ослабленно соответствует испанскому «в способе».

Как Кальдерон ни исправлял идею, что можно «обязать небо», получилось лишь, что не надо ошибаться в способе победить его.