Олег Шеин - Россия сегодня. Через 100-летие великих революций

2017 год – год столетия Великой Русской революции. Она является великой безотносительно оценок позитивности ее результатов. Революция 1917 года является великой, потому что она была масштабной:

– территориально, охватив крупнейшую страну миру и стимулировав движения аналогичной направленности по всему миру;

– во времени, пройдя через весь XX век;

– по глубине социальных перемен.

Совершенно неисторичными выглядят заявления, что в основе события подобного размаха могут лежать «заговор», «пропаганда», «политические манипуляции» и т. п.

Советская историческая школа имела свои сложности, связанные с цензурными ограничениями. Не обо всем можно было писать. Но фундаментально подход советской исторической школы исходил из поиска причинно-следственных связей, из приоритета экономики над политикой и поиска объективных предпосылок при объяснении глобальных явлений.

Сейчас нам предлагают поверить в иное. Нам предлагают поверить, что люди нелогичны в своих поступках, что они манипулируемы, что ими можно бесконечно управлять с помощью церкви, листовок или телевидения и что никакой объективной стороны в истории человечества нет.

Примечательно, что данный подход применяется по отношению к российскому народу. Не выпущено ни одной книги, в которой бы восстание Кромвеля, война за независимость США или Великая Французская революция объяснялись работой шпионов или масонским заговором.

Отчасти это объясняется тем, что российские охранители просто профессионально непригодны и не способы вести дискуссию по всемирной истории. Но в не меньшей степени в основе подобной избирательности лежит реальная русофобия отечественных консерваторов.

В девяностые годы они утверждали, что демократии надо учиться двести лет и поэтому примерно до XXIII века в России общество к ней не будет способно. Сегодня маски отброшены, и консерваторы прямо заявляют, что если россияне получат свободу, то прямым результатом станет распад России.

Вдумаемся, с каким презрением и высокомерием относятся охранители к народу. Они не смеют спорить о возможности честных выборов, свободных СМИ и неподконтрольных властям судов в Европе, Латинской Америке, Азии и Африке. Они приветствуют референдумы в Шотландии и Каталонии, переживают за избирательные кампании Трампа и Ле Пен, азартно обсуждают протестные демонстрации в Европе.

Они делают лишь одно исключение для выборов, референдумов и митингов – Россию. Они открыто заявляют, что из всех народов планеты Земля русские самые глупые, бестолковые и управляемые.

Между тем планета Земля сделала большой шаг к демократии. Само понятие демократии рождено в древних Афинах. И означает оно не что иное, как коллективный способ принятия решений с равными правами всех участников.

На протяжении трех тысяч лет эта демократия была цензовой. То есть далеко не все имели право участвовать в принятии решений. Основных ограничений было три – по возрасту, по полу и по имуществу. Если первое вполне логично и можно спорить только о возрастной планке, то два вторых исключали из принятия решений 98 % взрослого населения. Женщин вообще не считали за людей, а наемных работников полагали людьми зависимыми от хозяев и априори несамостоятельными.

Все это изменилось только в XXI веке.

В истории человечества есть серьезные поворотные вехи.

К ним относятся фундаментальные изобретения: освоение огня, изобретение колеса, возникновение земледелия, появление плавильных печей, гончарного круга, бумаги, пороха, стремян, компаса, ветряных мельниц, ткацких станков, железных дорог, авиации и интернета.

Но изобретения могут внедряться, а могут и притормаживаться. Они влекут за собой экономические перемены и перемены политические. Внедрение механизации разоряло ремесленников, и движение генерала Лудда громило ткацкие станки. Галилео Галилей, Джордано Бруно и Чарльз Дарвин испытывали всем известные сложности с духовными отцами. Работорговцы на протяжении веков убедительно рассказывали, почему рабство полезно, а Никита Михалков рассказывает это и сегодня.

Часть общества и особенно правящий класс всегда боятся перемен. Но остановить их он не может. Максимум, на что он способен, так это приостановить развитие собственной страны, обращаясь к традициям и опираясь на наиболее необразованную часть населения. Обычно это заканчивается поражением в международном соревновании наций. Именно так превратились в полуколонии Османская империя и Цинский Китай, стали отсталой периферией великие ранее Испания и Португалия.