Array Коллектив авторов - Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун (сборник)

Отец начал свою политическую карьеру еще до основания Китайской Народной Республики. Судьбой ему было уготовано быть накрепко привязанным к земле. Отец постоянно переезжал из коммуны в коммуну, и на бескрайних далеких захолустных землях остались его следы, а мать превратилась в верную своему мужчине тень, неотступно следующую за ним по пятам. Пятидесятые годы XX века стали для родителей самым счастливым временем. В те годы в деревнях тучные нивы и плодородные земли рождали тепло и уют. Фотограф, посетивший нашу деревню в 1959 году, оставил веское подтверждение моим догадкам.

Приехавший из города фотограф предстал пред деревенским людом и перед бешено лающими деревенскими собаками во всем своем загадочном облике. Загадка фотографа заключалась в аппарате, который он нес на плечах. К моему понемногу возраставшему любопытству, аппарат отрастил три тонкие длинные ножки, а фотограф спрятался под толстым черным покрывалом, зажав в пальцах резиновый мячик. И в тот момент, когда он сдавил его, наше с родителями, бабушкой и братьями изображение тут же переместилось внутрь загадочного аппарата, куда нельзя было подглядеть. Когда фотограф приехал во второй раз, он утолил детское любопытство при помощи одной черно-белой фотографии. Облик членов всей нашей семьи стоп-кадром запечатлен на фоне деревенского поля на северо-западе провинции Цзянси. На дворе был как раз канун весны, горы за моей спиной уже покрыли распустившиеся цветы рапса, а верхушки тунговых деревьев, словно лысая голова, внезапно выпустили едва различимые весенние волоски. Улыбка на лице матери была такой же счастливой и сияющей, как цветы астрагала в поле.

Двадцать девятый градус северной широты – это место, где наступление весны хорошо заметно, где климатические особенности выражаются в росте сельхозкультур и смене одежды. Между длительными периодами зноя и холода благоприятная весна столь же мимолетна, как цветение персика. В 1959 году я был беззаботным ребенком и еще не знал, что с взрослением и выходом в свет возрастет и повседневный стресс, а счастливое выражение на лицах отца и матери быстро окоченеет от суровых зимних холодов. Отца то и дело посылали в деревню, поэтому воспитание и пропитание детей стало ежедневной головной болью для матери. Ссоры частенько возникают из-за мелочей жизни, они разрастаются на благоприятной почве, а затем расползаются и разгораются пламенем войны. В нашей семье часто все было застлано пороховым дымом.

На самом деле ссора – это всего лишь лежащее на земле куриное перышко, которое может сдуть легкий ветерок. Те скандалы, что мы с братьями и сестрами слышали, по большей части сводились к недостатку жизненно необходимых продуктов; приезжали родственники из деревни, а рис по карточке давно закончился; вот-вот нужно было идти в школу, а денег, чтобы заплатить за обучение, еще не нашли…

В канун нового года, когда мне было девять лет, на улице завывал суровый северный ветер, хмурое небо нависало над полями и с него на землю падали мелкие звездочки снежинок, а голодный отец, подгоняемый бранью матери, отправился рубить хворост. В домашней войне отец чаще выступал молчаливой, идущей на уступки стороной, он знал, что он – мужчина, что несет на своих плечах ответственность, знал, что означает, если в первый день года в доме не будет дров. Именно тогда я вдруг все понял; я смотрел, как отец надевает соломенные сандалии, берет топор для хвороста, веревку и коромысло, а затем одиноко уходит в снежную бурю, и мое сердце болезненно сжалось. В тот момент я так хотел превратиться в пса, чтобы побежать следом и быть отцу товарищем в той далекой одинокой снежной буре.

Много раз мать подзывала нас с братьями и сестрами и тихонько спрашивала: если семья распадется, то с кем мы захотим остаться?

На моей памяти ни один из нас так ей и не ответил. На такой, казалось бы, простой вопрос никогда не будет правильного ответа. Если в отношениях между детьми и родителями сломалась кость, разве мышцы не будут удерживать ее вместе?

На наше молчание и уклонение от ответа мать всегда реагировала слезами и всхлипами. Я никогда не верил, что мать сможет убить семейную любовь, расколоть нашу семью, изо дня в день терпевшую лишения, позволит нам узнать ледяное слово «мачеха».

В детстве слово «мачеха» означало для меня женщину, внушающую страх и несущую тревоги, а еще собранную из осколков разбитую семью. Нарочно или нет, но я читал и слышал множество историй про страшную мачеху. В консервативном обществе, где развод еще не стал привычным делом, повсеместно приемлемым явлением, а считался чем-то ненормальным, царили предубеждения против женщин, которых брали в жены после развода. Общество воплощало это презрение в сказках, которые внушали не знавшим жизни детям ужас перед возможностью прихода мачехи; во всех сказках трагический удел детей, в жизни которых появлялась мачеха, выражался в побоях, мучениях и голоде, которые им приходилось от нее терпеть. Развод родителей стал бы для меня внутренним кошмаром, и поэтому, чтобы усмирить пожар семейной войны, мы с братьями и сестрой хотели быть послушными детьми, хотели своей смышленостью подарить веселье и радость жизни нашей матери.