Недалеко от меня веселилась троица друзей с мотоциклетными шлемами. Им тоже не повезло сегодня на ночной дороге. Особенно одному из них с загипсованной ногой по самые… В общем, полностью.
А друзья развлекались, разрисовывая гипс маркерами.
Наконец, спустя два часа, я услышала свою фамилию. В процедурной, удобно устроившись на кушетке, я тоже приготовилась к гипсованию. Но меня всего лишь обмазали какой-то пахучей черной дрянью, а руку, после несложных упражнений «сожмите-разожмите», зафиксировали повязкой из марли. Разочарованная я уже сползала с кушетки, когда ко мне подошла медсестра с огромными кривыми иглами и стала деловито сшивать лоскуты кожи на моем лице. Так неторопливо, с удовольствием, как будто крестиком вышивает. Из процедурки я вышла как красный командир – рука перевязана, а из виска торчат нитки.
Несколько дней я собирала по поселку удивленные взгляды, вопросы, возгласы, сочувствующие ахи и охи. Я бравировала своими синяками и ссадинами, гордилась ими, словно я ребенка из огня спасла, а не в узбека врезалась. И всякий раз вновь и вновь пересказанная история приобретала новые оттенки и явно героический подтекст.
Как-то в МЕГЕ, в обеденной зоне, я увидела совсем молодого парня, который со свежими синяками и забинтованной рукой призывно улыбался мне через пару столиков:
– Привет! Я с роликов навернулся. А ты?
– А я с велосипеда.
– Круто. А где катаешься, на Крестовском?
Я невольно распрямила плечи и вздернула подбородок. В тот момент я почувствовала свою причастность к миру экстремалов.
Примерно через неделю после этой нелепой аварии мы с подругой, собрав всех наших детей, поехали в Карелию, в гости. Поехали на электричках, по-студенчески, без вещей и билетов. Электрички шли переполненные, и чтобы не пугать окружающих своим видом, я прикрылась большими солнцезащитными очками. Но как только в вагон заходили контролеры, я собирала вокруг себя наших детей, снимала очки с бледно-фиолетовых припухших глаз со свежими швами и, баюкая травмированную руку, слабым голосом спрашивала:
– Извините, а сколько билет стоит?
В ответ я получала не только сочувствующий взгляд, но и наименьшую стоимость.
В Сортавалах мы провели несколько дней. И там я тоже успела рассказать, бессовестно привирая, свою абсолютно «героическую» историю. О том, как я, жертвую собой, прикрыла узбека от пьяного водителя.
Когда настало время снимать швы, у подруги моей подруги, тоже медика, дома даже канцелярских ножниц не оказалось. Поэтому столь тонкую операцию она проводила с помощью огромных портновских ножниц, продезинфицированных в карельском бальзаме. Этим же бальзамчиком мы потом отмечали успешно проведенную операцию.
А тем временем синяки бледнели, швы белели, к руке вернулись все ее функции, и образ красного командира окончательно ушел в тень. На память об этом событии у меня остался шрам около глаза.
Сейчас, у окна в большой комнате, стоит мой красавец-велосипед. Стильный, черный, изящный, навороченный. Гибрид шоссейника с горным. И всякий раз, когда я собираюсь покататься, мой муж напоминает мне историю о том, как одна великовозрастная дура на велосипеде попала в аварию.
На днях дочь пришла из школы с растерянным лицом, в глазах непонимание, в голосе отчаяние:
– Мама, нам сказали их убить. Мама, я не смогу. Я к ним уже привыкла.
Я тоже привыкла. Мы ухаживали за ними почти две недели, они выросли и окрепли у нас на руках. Но биологичка непреклонна – убить. Одного запереть без света и воды, другого облить какой-нибудь едкой химией. Третий, счастливчик, будет жить дальше.
Два дня мы выбирали, сомневались, пытались определить печальную участь детской считалочкой «эни-бэни, рики-таки…», присматривались, искали слабейшего и все оттягивали последний шаг – темнота и кислота.
Как выбрать, если все одинаково дороги. Фасоль, пшеница и горох. Дианкино домашнее задание по биологии. Мы знали их еще семенами, заботливо проращивая во влажной салфетке. Потом в обогащенную земельку и на подоконник, поближе к солнышку. Через неделю подоконник заколосился зеленью.
Кого выбрать? Фасоль, пшеница и горох. И снова «эни-бэни, рики-таки…» Мы с Дианкой переглядываемся, в руках средство для сантехники, а рука не подымается.
– Мама, давай ты.
– Нет. Давай ты.
Злаки и бобовые, почуяв неладное, заволновались. Каждый пытается понравиться. Пшеница вымахала вверх и сейчас радует высокой, густой, яркой зеленью. Фасоль – самая долгожданная и непредсказуемая – горделиво покачивает крепкими листиками. Горох кокетливо обвивает палочку своими кудрявыми усиками и растет, и тянется изо всех сил, обещая свежий урожай на подоконнике.
Читать дальше