Сборник статей - Россия–Грузия после империи (сборник)

К старым центрам кавказоведения, являвшимся одними из важнейших, принадлежал Азиатский музей в Петрограде, при котором в 1921 г. был основан новый: Коллегия востоковедов. Возглавил ее востоковед и кавказовед, родившийся в Кутаиси, Н. Я. Марр, ведущий теоретик раннесоветского языковедения (см. о нем: Кларк, Тиханов, 2011, 312–317) [10] О «грузинском» элементе политико-лингвистического спора между Марром и Сталиным см.: (Maisuradze, Thun-Hohenstein, 2015, 81–88). . Как кавказовед он был учеником французского востоковеда и картвелолога М.-Ф. Броссе (Marie-Félicité Brosset), переехавшего из Парижа в Петербург для продолжения своих исследований и путешествовавшего по Грузии и Армении. В числе работ обоих ученых есть и труды о русской литературе в контексте кавказской темы (Чхаидзе, 2015, 94).

М. Броссе и Н. Марр являлись учителями основателя Тбилисского университета Иванэ Джавахишвили, который также получил образование на факультете восточных языков Петербургского университета и таким образом перенес знание центра на периферию. К новым центрам принадлежал и Институт востоковедения АН СССР, основанный в 1930 г. на базе Азиатского музея. В его структуре был создан Кавказский кабинет, сотрудниками которого были известные историки, фольклористы, лингвисты, специалисты по Грузии, Армении и северокавказским народам [11] К. Д. и В. Д. Дондуа, С. Т. Еремян, А. А. Калантар, Ю. Н. Марр, И. В. Мегрелидзе, Б. Т. Руденко, Р. Р. Орбели, А. Г. Шанидзе, Р. М. Шаумян и др. .

Также значительные кавказоведческие исследования проводились Комиссией по изучению племенного состава населения России и сопредельных стран, созданной в апреле 1917 г. при Академии наук (КИПС). Ее кавказским отделом руководил опять-таки Н. Я. Марр. Позже, в 1930 г., КИПС была преобразована в Институт по изучению народов СССР (ИПИН), возглавляемый все тем же Н. Я. Марром (Страницы) [12] К работе были привлечены К. Д. Дондуа, И. А. Орбели, А. Н. Генко, И. И. Мещанинов, А. А. Бокарев, Р. М. Шаумян, И. В. Мегрелидзе, С. А. Быховская, из Москвы специально приезжал Н. Ф. Яковлев, внештатно работал студент В. И. Абаев. .

К концу 1930-х гг. «сила тяжести» исследовательского процесса переносится на периферию. Там организуются национальные центры исследований. В Грузию возвращаются ученые, получившие образование в России (в Петербургском и Московском университетах), и становятся ведущими специалистами республики. Эти ученые создают вокруг себя научные группы, перераставшие в исследовательские школы (И. Джавахишвили, С. Данелия, В. Шадури и др.) (Чхаидзе, 2015, 98–100).

Начиная с 1950-х гг. для чтения лекций по истории Грузии и истории грузинской литературы и языка в России уже приглашались специалисты из Грузии. Так, в частности, проводилось обучение специалистов в Литературном институте им. М. Горького. Особенно ярким примером, подтверждающим важность Москвы в многонациональной литературной жизни эпохи, стало создание в 1932 г. ИМЛИ – Института мировой литературы им. Максима Горького (это название он получил в 1938 г.), в котором был отдел («сектор») литератур народов СССР. Здесь, как и в других вузах Москвы и Ленинграда, работали отдельные специалисты по грузинской литературе. Среди целей и задач ИМЛИ значилась поддержка и пропаганда дружеских связей в литературе. Институт, несомненно, был самым важным местом для сбора и распространения знаний о литературах советских республик. В его публикациях часто встречаются признания о том, что советская литература – феномен братски соотнесенных разноязычных литератур народов СССР. Однако во главе их стояла русская литература, с которой проводились параллели и к которой обращались как к образцу. Тбилисец Георгий Ломидзе, получивший высшее образование в Москве и в течение многих лет возглавлявший ИМЛИ, пишет: «Русская литература служит своего рода учебником, образцом высокоидейного художественного творчества» (Ломидзе, 1960, 491).

Параллельно вышеописанному протекал и другой процесс. Со времен оттепели Грузия, как и в XIX – начале XX в., снова становится творческим центром для разных языковых групп целого государства. Это произошло, хотя бы отчасти, благодаря ее периферийности. Из-за того, что релевантность высказываний оценивалась ниже, цензура здесь была слабее, чем в центре [13] Чингиз Гусейнов рассказывает о противоположном опыте при издании своих книг – в Москве печатался более острый материал, чем в Азербайджане, цензура в центре была слабее, чем на периферии (Гусейнов, 2014, 212). . В журнале «Литературная Грузия» и в издательстве «Мерани» выходили произведения и материалы, у которых не было шанса на публикацию в столице. В 1958 г. появились переводы Бориса Пастернака, против которого в это время в столице развернулась жесткая травля (Беставашвили, 2008, 386). Современники говорили, что в Грузии власть могла выпустить пар из котла.