Игорь Куликов - Вердикт Лондона. Ностальгический отчёт

Шеф. Это вряд ли, разве что очень маленькую.

Николай. Да, с Китаем или с муллами. Хотя, вроде Даманского теперь едва ли получится. А с басмачами война была сосем крошечной, всего двадцать лет.

Лихо. Закончим войну, поскольку боеприпасы на исходе. Палыч, ты богат амуницией?

Палыч достаёт из чемоданчика три бутылки, открывает их.

Палыч. Вот всё, что есть на складе. Предлагаю выпить за мир и дружбу.

Общее оживление в ходе организации выпивки и закуски. Шеф даёт команду «Поехали!» Всё смолкает, а затем начинаются малозначимые разговоры с соседями по столу о разных местных новостях. Неожиданно гаснет свет. Раздаются голоса возмущения и сожаления. Лакей появился в дверях со свечами в старинном канделябре.

Лакей. Это перерыв в электроснабжении. Главный фидер обесточен. Все круглосуточные испытания остановлены, возможно, до утра. @ Проблема надежности в её неожиданности и неизбежности требует дальнейших обширных исследований.

Лихо. Наши планы! Опять мы без питания и ничего не поделаешь.

Кинг. Надо так стоить планы, чтобы в них была одна бумага, желательно, с водяными знаками, и никакого электроснабжения!

Шеф. Ваши планы являются обязательным законом для вас и для действительно реальной, железной премии. Выполнить их – плёвое дело, только без паники. Heute, heute, nur nicht morgen, так умельцы говорят.

Палыч. Славяне, а чего нам делать на станках без электротока?

Я. Опять завал с электрификацией. Хорошо, хоть советская власть на халяву и не отключается из-за нищеты.

Заземлитель. Пока что!

Шеф. Wir fahren nach Moskau mit Kalashnikovs. Wir bedürfen eine Diktatur… Как это? For uninterruptable power! **

Слава. Э, нет. Нам нужна демократия.

Николай. Нам нужны русские мастера, настоящие собственники, а не наёмники.

Лихо. Нам нужна палка.

Кинг. Нужны права каждому и закон для всех.

Заземлитель. Нужны деньги. И чем больше, тем лучше.

Я. Нам нужно, чтобы Он нас не оставил.

Палыч. Нам нужны остатки, которые сладки!

Палыч разливает, что осталось в бутылках, по бокалам, садится и запевает приятным низким голосом. Все ему начинают подпевать.

«На дальней станции сойду,

Трава по пояс…» (далее по тексту).

Лакей (бормочет под нос). Они снова с этой поэтической слезой. Сколько можно? (Он же после окончания куплета песни) Мои аплодисменты исполнению при свечах этой лицемерной лирики господина Танича. Однако я обязан снова напомнить вам о позднем времени!

Слава (лакею). Замолчи, старина! Это наш человек. Все, даже истребители танков и заключённые уважают его как поэта.

Лакей. Красные комиссары, вкусив крови, превратились в бухгалтеров и в лириков без угрызений совести за содеянное! Позор для всех, кто понимает и, молча, выслушивает, как эти господа увещевают славян покаяться за сделанные ими же самими мерзости. Нет на вас Ивана Грозного! А на фронте, в праведной битве, ему, песеннику вашему, помог архангел Михаил, поскольку сын за отца не отвечает.

Слава. Что-то ты разговорился, а ничего не пил. Да он Россию любит…

Шеф. Палыч, давай дальше.

Палыч поёт следующий куплет, остальные слушают, иногда подпевая:

«На дальней станции сойду,

Запахнет мёдом…» (далее по тексту).

Заземлитель. Советский солдат Танич не отвечает за еврейских гаулейтеров и группенфюреров Гражданской войны. Еврейский народ тоже. Может быть, тебе нужна коллективная вина? Мудрец из нафталина!

Лакей. Мне она не нужна, но Мойша, тот – не против. Ведь это его поэтический перл, что за убийство Романовых отвечает не Янкель Свердлов, а русский народ. Чтобы убить помазанника с семьёй в подвале, а потом свалить преступление на оставшихся без царя, без веры и без отечества, для этого надо быть уважаемым лириком. Почему бы и нет?

Николай. Что позволено Юпитеру, того не может ослик. Чего обсуждать? Существует естественный двойной стандарт: пусть немцы платят за своих фюреров, но за наших пришельцев никто не будет платить никогда. Сами, дурачьё, развязали Гражданскую, никто другой ни при чём! Да, без царя, в голове…

Я. Теперь мы можем обсуждать этот бистандарт оценок и назвать себя русскими, но мои родители и их друзья, когда были в наших летах, не имели возможности делать это. Помню мальчишкой, ещё до войны, они даже назвали наших знакомых из племени Сиона «французами», как будто обозначение принадлежности человека к еврейству было большой тайной. Нагнетали русофобию с перепугу.

Николай. Вот-вот, а в 20-х даже за утверждение, что ты русский, били не по паспорту. Из России, да в Хазарию! И это в стране, где почти все – русские.