Ксения Буржская - Франция. 300 жалоб на Париж

Тут начались горячие споры. Я говорила, что Испания – это несерьезно. К тому же никто не говорит по-испански. К тому же вино… Ну какое в Испании вино? Если иметь в виду Шабли или Шато Марго.

Я говорила, что ехать в Амстердам с детьми – безумие. К тому же там холодно, и море, подобное тому, что в Амстердаме, мы уже видали в Петербурге, откуда мы родом.

Я говорила, что Франция – и только Франция.

Школу мы обнаружили в Провансе. Прованс – это хорошо. Лаванда, вино, море и горы. Желтые дома в густом летнем воздухе, медовый ветер тревожит волосы, белый песок обнимает ступни. Собачье дерьмо лежит тоннами под ногами. Мусор вплетается в косы, квартиры никто не торопится нам сдавать, и вообще никто никогда ни зачем не торопится, а чайки срут на лицо.

Вот я думаю, а не лучше ли было бы в Барселоне?

И еще несколько слов про собственно Париж: в детстве я приезжала туда по обмену. Кроме восхитительных овощных лавок, которые со скрежетом поднимались каждое утро в шесть, потрясающих салатных листьев в душистом масле пятьдесят на пятьдесят с горчицей, клубке разноцветных ниток метро там было грязно, мокро, холодно, кормили невкусными сандвичами с тушеными артишоками, а квартиры были настолько маленькими, что в некоторых из них даже не помещался туалет: его заменяла дырка в полу в общем коридоре. Французские школьники учили нас ругаться матом и воровать косметику в галерее «Лафайет» (красные тени и синие подводки для глаз), афрофранцузы на каждом шагу пытались обмануть нас и впихнуть десять железных брелоков с Эйфелевой башней, а в школе, где мы учились, у меня сперли плеер. В нем была кассета группы «Кино», остановленная на песне «Мама, мы все сошли с ума», – помню как сейчас. И почему же это все равно ничему меня не научило? Не напомнило мне ни о чем?

Детство – когда все прощаешь. И все кажется лучше, чем есть.

Париж – наверное, хороший город. Но я буду жаловаться. Например, в мой последний туда визит я сорок минут искала выход из аэропорта, потом камеру хранения на вокзале, и ни одного указателя, блин! И в музей я не попала, потому что на улице происходила опять какая-то манифестация. И рейс, как обычно, задержали. Да как это возможно вообще? Ужас какой. Дайте жалобную книгу.

Первым человеком, который встретился нам в эмиграции, оказался Седрик. Седрик был молод, зализан, арабист и владел махонькой квартиркой в самом центре пряничного города Экс-ан-Прованс, который считается столицей региона. В Эксе все было чистенько и дорого, центральный бульвар простирался метров на 500, июльская жара плавила его карусельки и бутики, а мы решили, что жить будем здесь, чтобы не в Марселе. Мы сняли у Седрика его шкаф на неделю, уверенные, что за этот короткий срок с легкостью найдем квартиру. Мы еще не знали, что в Эксе нет никаких квартир, а если и есть, то они в аварийном состоянии, что никто не ждет нас и квартиру сдавать нам не хочет, что я беременная и меня постоянно будет от всего этого тошнить.

Квартира Седрика имела два уровня: гостиная+прихожая+кухня и полка над всем этим, на которой следовало спать. Кухня располагалась в нише за занавесочкой в гостиной, и все пространство занимало метров десять. В первый же вечер мне навстречу выпал засушенный южный таракан размером со слона, я визжала от ужаса и духоты и обзванивала один за другим телефонные номера агентств и квартирных хозяев. Чаще всего мне отказывали с первого слова, иногда со второго, когда узнавали, что у меня нет годового контракта с французской фирмой. К этому моменту мои руки уже были опущены наполовину, стакан значительно опустел и я ненавидела это лето.

По одному-единственному телефону нас согласились принять: на том конце была бабушка Кристина, которая сказала, что мы первые за все лето хотим посмотреть этот дом, поэтому они нас ждут, но пешком мы до них никак не доберемся. Машину мы арендовали и поехали: Экс остался позади, а мы выбрались на шоссе. И замелькали карельские сосны.

Дом оказался огромным. Абсолютно провансальский – рыжий, плиточный, черепичный, с бассейном и кучей ненужных вещей вроде площадки для петанка и тенистого патио внутри дома, он помещался в густом запахе сосен и сладких цветов, ветер в платанах шумел, как море, но никакого моря рядом не было. Хозяин дома – атомный физик с чешской фамилией – налил нам ледяного пастиса, а его жена – писатель-фантаст Кристина – рассказывала, как они ездили в Петербург и Москву и какое это было большое хорошее впечатление.