Светлана Замлелова - Нам американцы объявляли санкции…

«Казакование, – пишет Н.И. Ульянов, – было особым методом добывания средств к жизни». И метод этот известен – насилие, грабёж, разбой. Причём грабили не только басурман, но и своих же мещан, и православных соседей-москалей. Не брезговали казаки и продажей единоверцев в рабство магометанам. Вот почему представлять казачество борцами за веру как-то несколько опрометчиво.

В XVI–XVII вв. нравственный мир человека Восточной Европы, по утверждению В.О. Ключевского, основывался на двух китах – Отечестве и Отечественном Боге. Но условия и стиль жизни казачества оказывались таковы, что казак не знал ни Отечества, ни веры. Кочевая жизнь, завязанная исключительно на грабительских походах, постоянное противостояние с властью, национальная пестрота Сечи – как здесь разобраться, где Отечество, где родная вера? То, что казаки жгли и грабили русские храмы – факт бесспорный, свидетельствующий, что ни о каких нежных чувствах казака к православной вере не может быть и речи.

Н.В. Гоголь – великий писатель. Но созданный им Тарас Бульба ничуть не более реалистичен, чем Вий. И уж если принять на веру, что действительные запорожцы только и делали, что сражались за «русское братство-товариство», то стоит, пожалуй, согласиться, что «в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, все ведьмы».

Казаки шли в услужение к тому, кто мог заплатить: к немцам против турок, к русским против поляков, к шведам против русских. В самом конце XVI в. казаки уже присягали на подданство московскому Государю, но вскоре, видимо, о том забыли.

Брестская уния 1596 г. поспособствовала появлению на Украйне православной оппозиции, ударной силой которой стало казачество. Но опять же: можно говорить, что идея борьбы за что-то хорошее оправдывает грабёж и разорение пана-католика. Но не нужно торопиться с утверждением, что в казацких головах вызрело национально-религиозное чувство. И что это чувство подвигнуло вчерашних кочевников и грабителей на борьбу за веру и Отечество.

Стоит, кстати, лишний раз отметить, что ни о каких украинцах, якобы прародителях человечества, никто в ту пору не знал. И народ малороссийский, и казаки – к ужасу современной украинской историографии – называли себя русскими. «Единовладным самодержцем русским» величал себя и Богдан Хмельницкий, после того как, одержав несколько побед над панами, оказался хозяином практически всей Малороссии. Ставший во главе казацкого восстания 1648 г., гетман отнюдь не был сознательным и целеустремлённым борцом за русское единство. Разогнав панов, он и сам испугался того, что сделал и не очень-то представлял, что следует делать дальше. С Речью Посполитой разрывать он не собирался. Но малороссийский народ, как пишет Н.И. Ульянов, не желал ни о чём слышать, кроме присоединения к Москве. В самой же Москве с воссоединением не торопились, отвечая на призывы Хмельницкого весьма уклончиво. Ведь воссоединение сулило и множество хлопот, и неприятные объяснения с поляками. К тому же памятны были и казаки, посетившие Москву в составе «делегации» Сапеги и Лисовского.

Ни о каком таком «русском единстве» Хмельницкий не помышлял. Ему нужна была помощь московского царя в наступлении на Польшу. Но помощь не шла. И тогда гетман даже стал грозить Москве разорением, пообещав привести крымских татар, а не то и замириться против царя с ляхами. В отличие от казаков, православный народ Украйны уповал на московского царя как на освободителя от польско-католического гнёта, как на защитника веры и Церкви. Можно утверждать, что оседлые, живущие своим трудом малороссияне вполне осознанно искали единства с соседями-единоверцами, видя в том для себя залог нормальной, спокойной жизни.

Между тем в казацкой среде шли волнения. Сами восстания казаков XVII в. связаны с наступлением польских правителей на вольницу. Был учреждён реестр, куда вписывалось ограниченное число казаков, получавших от правительства жалование. Не вошедшим в реестр предписывалось вернуться в панскую неволю, что, конечно же, не могло понравиться вкусившим сечевой жизни. Нереестровые, или низовые, казаки отправлялись не к пану, а в Запорожье, откуда и поднимали восстания. Таким образом, к середине XVII в. на Украйне не просто умножилось количество недовольных произволом шляхты, но и в самом казачестве произошёл раскол – появилось привилегированное сословие и голота.

Это роковое и неодолимое противоречие стало причиной многих бед малороссийских вплоть до сего дня. Разделение на богатых и бедных, сильных и слабых существует везде. Но только в Малороссии это разделение возникло в среде, принципиально не предполагающей неравенства. И именно поэтому неравенство здесь воспринималось острее и враждебнее, чем где бы то ни было. Но все эти малороссийские хитросплетения оказались для Москвы малоинтересными и совершенно непонятными. В.О. Ключевский весьма остроумно отмечает, что «московское правительство, присоединив Малороссию, увидело себя в тамошних отношениях, как в тёмном лесу».