Б. Н.: Нет, наоборот. Нельзя объединить всех насильно. Нужно сотрудничество, а не единство. Сотрудничество в основных задачах, в общих вопросах, но не подгон под одну линейку. Наоборот, мы исходим из множества культур. Евреи, съехавшиеся из сотни стран, – великая сила.
«Если захотите, сказка станет былью» – эти слова принадлежат теоретику сионизма Теодору Герцлю. В конце 19-го века сионизм оформляется как идеология, а Теодор Герцль впервые употребляет термин «еврейское государство». Главным устремлением сионизма заявлено «создание для еврейского народа правоохраняемого убежища в Палестине». К концу 1917 года репатриантов в Эрец-Исраэль было уже 85 тысяч.
М. Г.: Господин премьер-министр, вы родились буквально через год после возникновения государства Израиль, вы его ровесник. Фактически Израиль сформировал вас и вы сформировались в Израиле. Что означает для вашей жизни, для вашего сердца Израиль – государство, в котором вы сегодня премьер-министр?
Б. Н.: Это моя Родина. Это – почва для моего существования, для моего личного существования. Я вырос в Иерусалиме и увидел множество национальных ценностей, не только современных, но и древних. Сейчас я работаю здесь, и мое присутствие здесь не является призрачным. То есть, я ощущаю глубокую связь с моей Родиной.
Биньямин Нетаньяху принадлежит к очень известной израильской семье. Его дед, знаменитый раввин – Натан Меликовский, вывез многодетную семью из Литвы, из Зарайской волости, в Палестину. Отцу Биньямина тогда едва исполнилось десять. Шел 1920 год.
Б. Н.: Моя семья связана с «Гением из Вильно». И я всегда говорю, что мой род постепенно сокращается. Но у нас все знают о нашей родовой традиции получать лучшее образование, задействовать свой мозг, вкладывать в это все свое сердце.
Г. М.: Как повлияли репатрианты из России на жизненный уклад в Израиле?
Б. Н.: Прежде всего, они внесли вклад в само возникновение Израиля, поскольку еврейское национальное движение имело свои корни в России, а отцы-основатели Израиля прибыли из России и говорили по-русски.
Возрождающуюся еврейскую общину в Палестине возглавили Бен-Гурион, Дизенгоф, Бен-Цви, они знали русский в совершенстве. Журналист, писатель и политик Владимир Жаботинский, последователь Герцля, создал целую литературу на русском языке.
Отец Биби, так звали Биньямина в детстве, да и сейчас часто так называют, впоследствии стал известнейшим историком, первым секретарем одного из основателей сионизма Зеэва Жаботинского.
Б. Н.: Жаботинский и другие связаны с той системой ценностей, с российской культурой. И для основателей современной еврейской нации эта система была весьма востребованной. Оттуда пришли мощные волны эмиграции.
Отстаивать право на существование гражданам государства Израиль с оружием в руках пришлось долгие десятилетия, очередная война взрывала страну, а следом наступали недолгие периоды мирной жизни. Но израильтяне строили города, сажали деревья, возделывали поля, рожали детей. Новое государство крепло.
Б. Н.: Отец научил меня одной вещи: «Каждый живой организм, чтобы выжить, должен вовремя обнаруживать опасность». Будь то животное или целое государство. Думаю, это очень мудрый совет, и не только для нашего народа. Думаю, наша история, в том числе наша общая история прошлого века, подтверждает мудрость этого совета.
В начале 60-х Бенциона Нетаньяху пригласили преподавать в Массачусетский университет, и он уехал в США, забрав с собой младших детей. Биби окончил там колледж, а когда ему исполнилось 18, вернулся в Израиль для того, чтобы, как все израильские юноши, пройти военную службу. Пять лет Биньямин служил в элитном спецподразделении сил особого назначения «Саерет маткаль». Туда попадали только мальчики из семей, корнями связанных с историей страны. Участвовал в нескольких секретных боевых операциях на территориях вражеских Израилю стран. Дважды был ранен.
Б. Н.: Нас учили делать невозможное. Нас приучали к тому, что нет невыполнимых миссий. Нужна лишь максимальная концентрация и полное взаимопонимание, и взаимодействие с тем, кто рядом с тобой. Я получал полное удовлетворение от моей службы. Происходило много нестандартных ситуаций, но тогда это воспринималось как приключение. И только в более зрелом возрасте начинаешь понимать, насколько ты рисковал и как близко был к смерти. В возрасте 18–23 такие вещи понятны и непонятны одновременно.
Читать дальше