А будь добрая дорога! Сколько беды с плеч! Тысячи статей написаны, экономистами досконально подсчитано, сколь разорительны сельские дороги и как быстро окупятся новые. Да и нам ли считать ее цену. Дороги – кровеносные артерии недужного ныне сельского организма. Без них селу чахнуть, и никакие припарки тут не помогут.
Российские проселки – обидный, нелепый атавизм прошлого века – справлялись с тележным и санным ходом. Тяжелая машина сломала им хребет. И по разбитым колеям далеко не уедешь.
Тут другого выхода нет. Надо строить дороги. Немедленно, невзирая ни на какие затраты. Всякие новые вложения в сельское хозяйство должны начинаться с дорог, иначе они бессмысленны. По старым артериям нельзя гнать свежую кровь.
Ко всем прочим заботам нельзя забывать, что сельский человек, работает ли он в колхозе или совхозе, находится в положении, мягко говоря, специфическом. Он работает с двойной тягой.
Фабричный, заводской, а в общем городской, человек ходит на работу для того, чтобы обеспечить себе и семье на жизнь: хлеб-соль и приварок, одежду, обувку. Отработал семь-восемь часов – отдыхай. Есть, конечно, магазинные заботы, домашние – они везде. Но малой металлургии на дому он не заводит, домашней фабрики по производству… у него нет. Отработал свое – отдыхай. В государственном доме, с водой и теплом.
А у крестьянина? У него так не получается. Он в полную силу отрабатывает свой урок на общественной земле, но продуктов с этого стола – за исключением хлеба – не получает. Ни мяса, ни молока, ни овощей. «Интернатским детям молока нету. Государству надо сдавать», – говорил незабвенный Петро Трохимович. Не он такое придумал.
Крестьянин издавна и посейчас, отработав урок общественный, вынужден силою обстоятельств в тот же день отработать еще один урок, теперь уже обеспечивая лично себя и свою семью продуктами питания. Сюда входит: корова, овцы или козы, свинья, всякая птица, а также огород с картофельником, сад, сенокос, помещения для скота, собственное жилье, орудия и инструмент для всего этого.
Это обстоятельство – «двойная рабочая тяга» – и есть, на наш взгляд, основная причина ухода работника из села.
Говорят, что такое положение создалось не сейчас, было оно и ранее, и это, дескать, специфика сельского хозяйства.
Да, так было ранее. И крестьянин на селе держался. Но как? Принудительно. Старого, слава богу, не вернуть, и жалеют о нем лишь «волевые» руководители типа Петра Трохимовича.
А новые песни о крестьянской душе, которая, мол, без собственной грядки и буренки затоскует, – эти песенки с двойной фальшью. Во-первых, нет своего, а все общее. А во-вторых, селянин и теперь живет на земле и землей. И не скука, не порывы души заставляют доярку и тракториста, вернувшись с работы усталыми, от земли и скотины общественной, вновь идти в огород и к скотине, теперь уже личной. Не порывы души, но обстоятельства. Повторю: крестьянин вынужден кроме труда общественного ежедневно работать еще и на себя, добывая продукты питания. Вынужден.
«Землю попашет, попишет стихи», – предвещал поэт.
Нет, пока что не получается. «Землю попашет», а потом снова «землю попашет». А уж потом до «стихов» ли…
В этом мне видится основная причина ухода людей с мест насиженных. Люди хотят жить лучше. Они видят тому пример в городском житье с определенным рабочим днем, с двумя выходными и отпуском (последних селяне практически лишены работой на себя). И потому уходят.
И если старики не сумеют уйти, то детей выталкивают, не жалея сил и средств. Город берет. Город до людей тоже жаден. Работу он дает не в пример легче.
А если добавить все то, что говорили мы выше: нелады сельской школы, сельской медицины, сельской обслуги, то станет ясно, что уход людей из села – явление естественное. Спросите любого ушедшего из села. Ответят вам следующее: «детей надо подымать», «здоровье некудовое», «пожить хоть по-людски». Ответы одинаковые.
Сейчас на селе зарабатывают порою неплохо. Придите в бухгалтерию колхоза, и вам с удовольствием покажут ведомости, где скотник получает по 200–300 рублей. Немногим поменьше доярка, телятница. Но высокой зарплатой отток из деревни не остановить. Как говорится, не в деньгах счастье. Не только в них. Тем более что деревенский рубль менее весом, чем городской.
И к тому же попробуете посчитать, за сколько часов эти рубли и сотни заработаны. Ведь рабочий день механизатора, скотника, доярки – немереный. Мы это знаем прекрасно. Не семь часов работает тракторист, а световой день. Не семь часов доярка. А с пяти-шести утра, от первой дойки, до восьми-девяти вечера. Пусть и с перерывами. Вот и считайте тут деньги. 200 рублей, 300 рублей… Много это или, наоборот, мало?
Читать дальше