Петр Мультатули - Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 г. - новое расследование

Таким образом, поезд беспрепятственно шел на Царское Село. Известие о приближающемся царском поезде вызвало в среде бунтовщиков настоящую панику. Страх перед «безвольным и ненавистным» Царем настолько обуял «друзей народа», что они просто потеряли голову. Это хорошо описывает в своей книге Ю.В. Ломоносов: «Мои мысли были прерваны возгласом Рулевского: " Императорский поезд подходит к Малой Вишере \ Вскакиваю и иду будить Бубликова. Он спит. Разбудить его нет никакой возможности. Бурчит, ругается и упрямо ложится опять. Оставляю при нем Рулевского, а сам бегу к телефону.

– Гос. Дума? Соедините с Председателем. Михаил Васильевич, вы?

– Я, Родзянко. Кто говорит?

– МПС. По полномочию комиссара Бубликова, член Инженерного Совета Ломоносов. Вы меня знаете?

– Что Вам угодно?

– Императорский поезд в Малой Вишере. Что прикажите с ним делать?

– Сейчас обсудим. Позовите Бубликова!

Через несколько минут подходит Бубликов.

– Да, это я, Бубликов… Но что же делать? Везти в Царское? В Петроград? Держать в Виигере? Ждать? Чего и сколько? Хорошо, будем ждать…

– Не могут решиться, – раздраженно говорит Бубликов, вешая трубку.

Пошли длинные минуты. Из телеграфа несут записку: " Малая Вишера. В Императорском поезде генерал Фукс и помощник начальника дороги Керн. Идет совещание. Комендант Греков из Петрограда дает назначение поезду на Петроград ".

Явная чепуха. Каждый делает, что на ум придет. Опять звоним в Думу: "Еще не решили". Ждем. Опять записка: "М. Вишера. По распоряжению инженера Керна в 4.50 поезд литера А отправился обратно в Бологое ". Звоним в Думу.

– Задержать?

– Еще не решено. Следуйте за поездом. Когда положение выяснится, получите указания.

Я растерянно развожу руками <���…>

Около 9 утра 29 февраля из Бологого сообщили, что Царский поезд прибыл туда. Опять звонки в Думу. Но этот раз решение последовало: "Задержать поезд в Бологом, передать Императору телеграмму Председателя Думы и назначить для этого последнего экстренный поезд до cm. Бологое ". В телеграмме Родзянко указывал на критическое для трона положение. Телеграмма эта была передана под личным моим наблюдением в Царский поезд под расписку Воейкова, но ответа не последовало. Только что я прочитал расписку Воейкова и приказал назначить экстренный поезд для Родзянко, как раздался звонок Правосудовича: "Из Императорского поезда ко мне поступило требование дать назначение поезду из Бологого – на Псков. Что делать?". Как молния в моей голове пронеслась мысль о всей опасности этого плана: Николай хочет пробраться к армии!

– Ни в коем случае! – отвечал я Правосудовичу.

– Слушаю, будет исполнено!

Но не прошло и десяти минут, как из телеграфа мне передали записку по телеграфу: " Бологое. Поезд литера А без назначения с паровозом отправился на Псков".

Бубликов в бешенстве заметался по кабинету.

– Что делать? Говорите скорее!

– Положение серьезное , – отвечаю я, сохраняя спокойствие. – Надо обсудить…

– Обдуманное, только обдуманное…

Взорвем мост? Разобьем путь? Свалить поезд? Едва ли Дума нас похвалит! Да и кто это будет делать? Лучше забьем дорогу – две станции товарными поездами, тем более что поезд без назначения, даже Царский.

В это время в свой кабинет вошел Устругов. Бубликов стремительно бросился к нему:

– Сейчас же распорядитесь, чтобы на пути литера А по Виндавской один из разъездов был загорожен двумя товарными поездами.

– Такие распоряжения я давать отказываюсь!

– Что…о..?

У обоих в глазах было что-то страшное. Мы с Рулевским выхватили револьверы. Говорят, я приставил свой к животу Устругова, но я этого не помню. Устругов побледнел как полотно и залепетал:

– Хорошо, хорошо, сейчас…

Вспоминая эту сцену, мне всегда делается стыдно. Для чего было поручать это дело Устругову, когда можно было самому сговориться с Правосудовичем. Зачем было грозить револьвером, когда достаточно было отстранения или угрозы им?» 91

А затем и Ломоносов, и Бубликов, и им подобные потеряли голову от страха и растерянности и в этой растерянности дошли до того, что готовы были перестрелять друг друга. Паника Ломоносова понятна: так называемая «революция» в Петрограде смогла произойти только благодаря полному бездействию властей. Один из самых трусливых и омерзительных типов революции, С. Мстиславский, признавался позднее: «Можно сказать с уверенностью: если бы в ночь с 27-го на 28-е противник мог бы подойти к Таврическому дворцу даже незначительными, но сохранившими строй и дисциплину силами, он взял бы Таврический с удара – наверняка, защищаться нам было нечем. Правительство не смогло, однако, этого сделать: оно было дезорганизовано » 92.