Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I

Сама Зинаида Николаевна, хотя и всплакнула, расставаясь со своими ординаторами и медсестрами, однако, как она неофициально сказала при прощании Борису, была рада. Она отдавалась лечению оперированных раненых в батальоне всей душой и прилагала все свои способности, чтобы их выходить, но в душе эта работа ее не удовлетворяла, все-таки это не то, что нужно настоящему опытному терапевту, проработавшему несколько лет в терапевтической клинике профессора Вовси. Теперь она получала возможность развернуть свои терапевтические способности в полной мере.

Более всех горевал и протестовал против отъезда Зинаиды Николаевны Соломон Веньяминович Бегинсон. В этом, конечно, проявилась прежде всего его личная привязанность. Ведь он все время оставался самым преданным, самым терпеливым платоническим поклонником этой обаятельной женщины, а теперь уже и вдовы. Ведь в начале 1943 года стало известно о смерти мужа Прокофьевой. Он был гораздо старше ее, профессор. Преподавал терапию в 1-м Медицинском институте города Москвы. Еще до начала войны он заболел тяжелой болезнью – раком легкого. Зинаида Николаевна знала о тяжелой болезни мужа, о его почти безнадежном положении, ей в свое время предоставлялась возможность отказаться от мобилизации, сославшись на его болезнь.

Но ни он, ни она воспользоваться этой льготой не захотели.

Когда было получено известие о смерти мужа Прокофьевой, ей предоставили 3-дневный отпуск, и на санитарном самолете вместе с группой раненых отправили в Москву. После похорон мужа профессор Вовси, ученицей которого она была, как мы это говорили, предлагал ей остаться в Москве, обещая оформить ее перевод в один из Московских госпиталей. Она не согласилась и вернулась «в свой медсанбат».

И вот теперь она его покидала…

На ужине, устроенном в батальоне в честь ее отъезда, присутствовал командир дивизии, начсандив, все врачи и многие медсестры батальона. В ее адрес было сказано много теплых слов. Очень тепло в своем благодарственном слове ответила и она.

Через день Бубнов увез ее к новому месту назначения…

А время шло; медсанбат жил своей спокойной жизнью, велись систематические занятия с медсестрами, врачами, с дружинницами. Раненых не поступало, больных тоже почти не было.

Первого сентября 1943 года Алешкина вызвал к себе командир дивизии Ушинский.

Когда Борис приехал в штаб дивизии и зашел в землянку командира, то встретил там начсандива Пронина. Борис спросил его, зачем он вызван. Тот довольно сердито ответил:

– А ты не знаешь?!

Алешкин не успел ответить, как вышедший из соседнего отделения землянки адъютант командира дивизии пригласил их зайти.

Во втором отделении землянки, кроме командира, находился замполит Веденеев и начальник штаба полковник Юрченко.

Когда вошедшие представились, как это полагалось по уставу, Ушинский встал из-за стола, за которым сидел и, не глядя на Бориса, сказал:

– Что же это такое, товарищ Алешкин?! Так санотдел армии у нас скоро всех врачей растащит! Еще месяца не прошло, как забрали Прокофьеву, а вот теперь, пожалуйста, пришел приказ и на вас. Вы-то хоть знали об этом?

– О чем? – спросил Борис.

– О том, что вас хотят начальником госпиталя назначить.

– Знал.

– Знали и ничего никому не сказали?! – воскликнул Ушинский.

– Товарищ полковник, а что бы я стал говорить? Во-первых, начсанарм просил пока ничего никому не рассказывать, а, во-вторых, ведь вопрос решался в сануправлении фронта, и я не знал, какой может быть результат.

– Ну вот, будьте рады, – саркастически заметил начсандив Пронин. – Решился положительно. Кому теперь медсанбат сдавать будете, мне? Да и как он будет работать, если в нем 4 врачей не хватает?

Тон и сердитый взгляд, сопровождавший вопросы, покоробили Алешкина, но он сдержался и ответил вопросом на вопрос:

– Послушайте, товарищ Пронин, ну а если бы сейчас принесли приказ о назначении вас начальником санслужбы корпуса, вы бы отказались, зная, что в дивизии вас заменить некем?

Слушавший эту перепалку начштаба полковник Юрченко рассмеялся:

– Нет, Борис Яковлевич, он тоже бы не отказался, я уверен. И это правильно, молодым надо расти. – Тут он повернулся к Ушинскому:

– Товарищ комдив, разрешите сказать. Я с товарищем Алешкиным в дивизии с первого дня ее существования. Еще в Софрино мы вместе с ним при формировании комиссовали прибывающий состав. Я считаю, что за время службы в дивизии он показал себя только с положительной стороны и потому искренне рад его выдвижению.