Андрей Курков - Публицистика (размышления о настоящем и будущем Украины)

Вот и оказываюсь я, как русскоязычный и как один из восьми миллионов этнических русских, живущих на Украине, между молотом и наковальней.

Я помню, как сразу после получения Украиной независимости началось возрождение украинского языка. Правда, началось оно указами и лозунгами. Одним из первых указов Министерства культуры независимой Украины был указ об удалении из печатных машинок учреждений культуры трех русских букв и о переводе всей деловой переписки на украинский язык. В то время на киностудии имени Довженко готовился совместный кинопроект с Казахстаном, и очередное письмо в Казахстан написали на украинском языке, хотя раньше переписывались по-русски. Ответ пришел на казахском языке. На этом совместный проект и умер. Не нашлось другого общего языка, кроме русского, а по-русски переписываться Украина не захотела.

Начиная с 1991 года я сотни раз слышал один и тот же вопрос: «А почему вы не пишете по-украински?» Мое терпение до сих пор не иссякло, и я иногда по нескольку раз в неделю объясняю, что родился в России, пишу на родном языке потому, что на любом другом буду писать намного хуже. Сейчас этот вопрос задают уже без былой агрессии, а скорее с любопытством. Ведь разговариваю я по-украински практически без акцента. Но пока политики «дерутся» языками, как дубинками, языковой гармонии в нашей стране не наступит. За годы независимости появились политкорректные писатели, пишущие прозу и по-русски, и по-украински. Я свою политкорректность проявляю по-другому: в прямых эфирах на радио и по ТВ чаще говорю по-украински, чем по-русски, и считаю, что этого достаточно. С 2000 года мои романы переводятся на украинский. Первый перевод «Пикника на льду» издатель считал не коммерческим, а политическим. Однако оказалось, что украиноязычный книжный рынок тоже достаточно активный, и мои следующие книги на украинском продавались лучше, чем я ожидал.

Все эти годы я выступал против придания русскому языку статуса второго государственного, но в конце концов понял, что все это просто политическая игра. И дискуссия о языках нужна только политикам. У народа нет никаких языковых проблем. Разницы между русским и украинским меньше, чем между немецким и голландским. В Киеве я часто слышу, как вопрос задается по-русски, а ответ звучит по-украински, и все остаются довольны. Поэтому я больше не выступаю ни «за», ни «против». Я просто пишу романы. Пишу по-русски об Украине и ее жизни. Об Украине, в которой в разные годы говорили и по-румынски, и на идиш, и на польском, и на русском. На каждом из этих языков творилась украинская культура. Для каждого языка, как сегодня и для крымско-татарского, и для венгерского, есть своя культурная почва. Был когда-то в Китае лозунг: «Пусть растут все цветы!» Я не знаю, какие цветы имела в виду Коммунистическая партия Китая, но очень хочется этот лозунг перефразировать: «Пусть звучат все языки!» Да и совсем не сложно после Мыколы Гоголя быть украинским русскоязычным писателем.

Июнь 2007

В детстве сильных мальчиков всегда учат не нападать на слабых. Сами понимаете: у пацанов период самоутверждения может растянуться на долгие годы. Некоторые, конечно, готовы драться по правилам и с равными по силе, но куда легче бить слабых и не беспокоиться о правилах. Я об этом подумал, насмотревшись по телевизору новостей. И должен сказать, в этих новостях ни слова о воспитании детей не говорилось. Да и не про детей были увиденные мною репортажи, а про существа, точнее, предметы более беззащитные – про памятники. Уже, казалось бы, выиграна первая война против памятников, повержены каменные тираны и диктаторы, поставлены новые каменные герои и стратиги. Великий Грушевский уселся после сытного государственного обеда вальяжно на скамеечке у желтого корпуса университета. К «советским» Тарасам Григорьевичам добавилось немалое число «постсоветских» Тарасов Григорьевичей. Свято место пусто не бывает, да и места у нас для памятников много. Просто героев не хватает пока. Но будут, будут герои. Не сомневаюсь. Правда, учитывая неоднозначность этих героев (и прошлых, и нынешних), надо бы заранее запланировать, чтобы памятники (как демонстрации-антиподы) по разным улицам, а то и регионам разводить, чтобы не стояли на одном квадратном километре молодогвардейцы, Шухевич и Бандера.

Кстати, недавно в Варшаве один журналист спросил меня: «А почему у вас памятники Степану Бандере ставят?» Что было ему ответить? Сказал я, что есть у нас советская традиция: чем больше памятников вокруг, тем больше у народа гордости за свою страну и за ее историю. А он мне: «Но как же можно? У него же руки в крови!»