Эдиакарские (позднеархейские) организмы обнаружены еще не были, но даже их открытие могло бы лишь немного (на 100 млн лет) передвинуть вглубь времени ту демаркационную линию, что в сознании ученых XIX века разделяла «мертвую» и «живую» эпохи истории Земли.
Ситуацию, возможно, могло бы отчасти поменять знание о подлинном возрасте биологической жизни, о том, что первые экзоглифы, т. е. биогенные отложения, молекулярные ископаемые и археи содержатся в пластах осадочных пород, сформировавшихся в сидейрийский период протерозоя, т. е. 2,5 миллиарда лет назад, а первые цианобактерии — в породах палеоархейской эры, образовавшихся 3.5 миллиарда лет назад.
Впрочем, для того, чтобы в зеленокаменных пластах Барбертона ( юж. Африка ) и Стрелли-Пул ( западная Австралия ) обнаружить следы цианобактерий, требовалось прежде всего точное знание того, что их надо там искать.
А это знание могло основываться только на мощной и доказуемой теории, объясняющей неизбежность плавного и естественного перехода материи из минерально-химического в органическое состояние.
Требовалось понимание того, что жизнь есть непрерывный химический процесс, а разделение его на «мертвый» и «живой» периоды — это не более чем недоразумение, навязанное науке и сослепу ею проглоченное.
Такой теории в начале века, разумеется, еще не существовало.
Но!
Тот, кому предстояло начать ее формулировать, уже примерял фуражку гимназиста. Впрочем, в 1900 году будущему академику Опарину было лишь шесть лет и его больше занимало уженье карасей, чем кризис мирового естествознания.
Второму творцу теории абиогенеза, Джону Бёрдону Сандерсону Холдейну, на тот момент исполнилось восемь. Величие оксфордских стен, в которых он родился и вырос, конечно, уже повлияло на него.
Он ассистировал своему знаменитому отцу физиологу Джону Скотту Холдейну, очень увлеченно мыл пробирки и даже рассматривал альвеолы in vitro, но до теории абиогенеза руки его еще «не дошли».
Будующий Нобелевский лауреат Гарольд Клейтон Юри, которому предстояло экспериментально доказать верность части теории в 1900 году отметил семилетие, уже имея репутацию двоечника и хулигана. Почти все его время было занято выслушиванием нотаций и изобретением способов спасения от очередной порки.
Систематизатор абиогенетической теории, победоносный академик Джон Десмонд Бернал был только-только зачат, и соответственно, ужасно занят прохождением этапов эмбриогенеза.
Рубеж столетий, по всей видимости, он встретил еще без глазок, при хвостике и жаберных щелях. Его жизненное и научное пространство было строго ограничено стенками матки, так что и он никак не мог повлиять на драматические события в ученом мире.
А вот профессор Мартин Герард Руттен, которому предстояло дать теории фундаментальные геологические доказательства, в 1900 году даже и зачат еще не был.
Впрочем, как минимум полтора десятка лет должно было пройти и до рождения Ф. Крика, Дж. Уотсона, А. Корнберга, М. Эйгена, М. Уилкинса, М. Кальвина, М. Перуца, Де Дюва — тех нобелевских лауреатов, чьи работы позволят окончательно отбросить старые определения «жизни».
Именно благодаря им стало возможно принципиально расширить это понятие, и признать, что любое межатомное взаимодействие уже является «жизнью», вне зависимости от того, что является его результатом — простые химические реакции или сложные организмы.
Alias, по тем или иным причинам вся эта великолепная компания никак не могла принять участия в сражениях меж знанием и метафизикой.
Тем временем, преимущество оставалось за мистиками.
Они превосходили естественников численностью и сплоченностью. На их стороне было общественное невежество, церковь, философия, психология, литература, искусство и… большая часть наук.
В частности — физика, биология и геология (по их состоянию на тот момент).
Разумеется, по мере открытия новых значений возраста планеты библейское представление о создании жизни окончательно рассыпалось в прах.
Но, (как мы помним) у креационистов, теологов и виталистов, оставалась в рукаве их метафизическая вечная карта — некое сверхъестественное вмешательство в историю планеты. Да, оно явно было не таким, как его описывает Библия, но где-то пред самым кембрием, оно , несомненно, осуществилось.
Это «некое вмешательство» был очень удобным аргументом. Оно было не опровергаемым, не проверяемым и недоказуемым. Оно не из чего не следовало и ни к чему не вело. Его невозможно было ни оспорить, ни сформулировать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу