Уходят годы, а близкий и родной человек падает все ниже и ниже, лишая сил, лишая средств.
Очень трудно признать нам, родителям, что главное условие излечения от наркомании – это желание самого больного. А если такого желания нет и наши доводы для него не убедительны? И когда появится это желание, и появится ли? И не будет ли поздно? Мы-то понимаем, что каждый день потребления – это разрушение здоровья и быстрый путь к смерти. Но опыт тех, кто вышел из этого ада говорит, что наркомана может остановить тюрьма, угроза смерти, или, что гораздо реже, гибель близкого человека. Наркоман должен достичь своего дна, на котором он осознает, где он и что с ним, и от которого, оттолкнувшись, он начнет подъем.
«Наркоман должен достичь своего дна» – нас пугают эти слова, и мы изо всех сил стараемся не дать упасть на дно своему близкому. Бывают исключения: дно – это не обязательно тюрьма или наркоманский притон. Дно – это внутри, когда человек осознает, что дальше так жить не может. Мне известен случай, когда наркоману со стажем родители подарили новую иномарку. «Я в нее сел, – рассказывал он, – и понял, что даже это меня не радует, как радовало бы любого на моем месте. У меня есть все, но мне нужен только наркотик. Я – раб наркотика, а мне не хотелось быть рабом!» И это было поворотным моментом в его жизни.
Вся литература по наркозависимости говорит, что нужно дождаться того момента, когда человек сам захочет лечиться. Но ждать приходится долго – месяцы, годы. Где взять столько терпения? И как жить с девизом: «Чем хуже, тем лучше»?
Моя дочь физически, душевно и духовно больна. А я здорова? Наркоман разрушает свое здоровье и психику, а родственники, будучи неравнодушны к его судьбе и втянуты во все перипетии, сопровождающие эту болезнь, становятся невротическими личностями.
Длительное нервное напряжение ударяет по всем системам и органам, как говорят в медицине, «психика переходит в соматику», и мы становимся просто больными. Наркоман убивает себя, а мы умираем рядом с ним. Я дошла до того, что у меня стали отказывать ноги, дошла до прединсультного состояния. Мне не хотелось жить, потому что моя дочь каждый день убивала себя наркотиками, и я ничего не могла с этим поделать. Читая литературу о наркомании, я уже не могла не видеть страшной перспективы развития болезни, и это сильно меня угнетало. Я молилась, но это была молитва отчаяния. Я не могла работать – для этого нужна ясная голова, а я лишь поддерживала по инерции налаженное дело. Спасибо моим компаньонам, они продолжали его, и было на что жить. Мне стыдно было выходить к людям в таком подавленном состоянии, и я часами могла сидеть у телевизора, чтобы только отвлечься от своего горя. Но оно доставало меня по ночам, даже молитва помогала слабо.
Простой совет «поберечь себя» для матери, у которой ребенок гибнет, звучит кощунством. И все-таки… Опыт выхода из подобной ситуации говорит: «Начни с себя! Если хочешь, чтобы близкий выздоровел, начни выздоравливать сама!» К такому выводу пришла и я по простой причине: если умру или заболею очень сильно, моей дочери некому будет помочь, когда это потребуется. Материнская любовь – вот что меня призывало взяться за себя, выработать стратегию и тактику боя за дочь.
Первое, что я сделала – это позволила себе то, чего не разрешала многие годы: купила себе собаку! Крошечная пекинесиха Дуся требовала ласки и заботы. Она выводила меня несколько раз в день гулять, несмотря на погоду, отрывая от тягостных дум и телевизора. Гуляя по аллеям в сумерках, я научилась кричать шепотом (оказывается, это можно!), выпуская хотя бы часть боли, распирающей сердце. Но боль от безысходности все еще была главным в моей жизни.
Меня спасла Дуся: она заболела и стала умирать. Ей было очень плохо, и я, завернув ее в теплый платок, носила к ветеринару делать капельницы три дня подряд. Дуся не умерла… И я решила, что мне надо делать выбор – умирать или жить. Тогда и родилось кредо моей новой жизни, которое можно назвать «Я выбираю жизнь»:
Я выбираю жизнь, ибо ее дал мне Бог. Он дал ее мне и моей дочери, и каждый из нас отвечает перед Ним за свой выбор.
Я выбираю жизнь, даже если она невыносима и кажется, что прекращение ее принесет облегчение.
Я выбираю жизнь, даже если весь опыт вчерашнего дня воспринимается как неисправимая ошибка и я не вижу цели и смысла дня завтрашнего.
Я выбираю жизнь, даже если самый близкий и дорогой мне человек выбрал смерть и я не могу повлиять на его выбор.
Читать дальше