Владимир Пимонов - Что еще добавить? События. Люди. Книги

Как вам строчки? чувствуете, какие стихи? – легкие, парящие, изящные. И крепкие. Они как рюмочка арманьяка, который я привез Леше Остудину.

А вот и он – гость из Казани – большой, сильный, спокойный, уверенный и добрый. В отличие от Месяца, он предпочитает читать в очках. Ритмика стиха, темп чтения – совершенно другие. При этом Леша не стоит на месте, все время движется, движения его плавные, завораживающие – такой себе медитирующий медведь. Образность в стихах сумасшедшая, игра со словом завораживает. Кажется, поэт немного ерничает, но это только кажется. В стихах Остудина читается легкая грустинка, легкая, как «облако, плывущее брассом».

В одном из стихотворений он признается: «Научился читать без домкрата».

Ну как, заинтригованы? Так получайте! «Повернувшийся гранью стакан», «ворону пишем, сыр в уме», «проектор с линзой согрешил», «оставь немного места на метле», «наконец, прилетели грачи,\только их не увидел Саврасов», «разыгрался у ветра бронхит», «где сонную артерию гитары\зажал и держит пьяный гитарист», «грудь незнакомой девушке погладил\случайно. Обошлось без мата», «чем дальше в лес, тем ландыши жеманней», «лежим. Оголены, как провода».

Обаятельнейший Михаил Гофайзен. В нем чувствуется что-то эллинское. Седой, грустный, созерцательный философ, причем античный философ, которого занесло сюда, к нам, в наши неспокойные времена – «в эту эпоху на этой земле нет смысла во мне». Миша, ты не прав! Есть смысл, и еще какой!

В поэзии Гофайзена сочетаются суровость с нежностью, спокойная мудрость с отчаянием, взгляд с облака на наш бренный мир и попытка пророчества. «Однажды любовь и чужая вера погубят эту страну», «Ра все наврал про Рай», «до Никитских дошел инстинктивно, бесцельно», «мне опять уезжать в неприветливый Таллинн», «и до Сретенки мне не дотопать сегодня». Голос поэта сильный, глубокий, иногда рычащий. Михаил незаметно совсем переходит с одной интонации на другую. Вот он заявляет: «Молодые львы всегда превращаются в старых». При этом с теплой ироничной улыбкой смотрит поверх очков на своих друзей – Лешу и Вадима. «Поседевший гном», «шагреневый сад», «распяты дороги гвоздями столбов», «снег помахивал нагайкой», «и январь был тихим-тихим, как сквозняк на чердаке», «ни вечного, ни временного нет».

Что еще? Наверное, нужно поблагодарить Вадима, Алексея и Михаила. За радость соприкосновения с поэзией. Настоящей поэзией, поэзией без понтов и рисовки. После таких вечеров хочется расправить плечи, хочется любить и верить, хочется жить. Спасибо вам, ребята!

Семейство наше совсем не фанаты лицедейства, но периодически – раз в полтора-два года – нас прямо-таки тянет к прекрасному, в храм, так сказать, искусства.

С прекрасным, если честно, я переборщил. Надо бы чуть понизить планку. Поход в театр для нас – это попытка сменить обстановку, прочистить мозги, расслабиться, опять же, семейные скрепы…

Но в данном случае все эти прочистки мозгов, скрепы – совершенно не катят. В данном случае это было, было… В общем, АХ!

«Онегин-блюз». Язык не поворачивается назвать действо спектаклем. Главные исполнители – Алексей Гуськов и Игорь Бутман.

Как бы описать эту постановку, чтобы было емко и без штампов? Знаете, это как глоток хорошего коньячка.

Кстати, я так и сделал – перед началом заказал в буфете пятьдесят граммов армянского пятизвездочного. «Мне кажется, Пушкиным нужно наслаждаться под коньячок», – как бы извиняясь, объяснил седой буфетчице. На что она мне ответствовала: «В таком исполнении, что вы увидите, Пушкин и без коньяка хорошо идет. Ну, разве чтоб лучше понимать музыкальную часть».

А ведь буфетчица оказалась права! Бутман в желтом пиджачке со своей изогнутой дудкой – под коньячок, а Гуськов с слегка задыхающимся голосом (или с придыханием) – и так хорош. Чертовски хорош. А струнный квартет в строгих костюмах и белых кроссовках! И как в их классику вливался саксофон. Иногда нежно и трепетно, а иногда – нагло и дерзко, но всегда – талантливо и гениально! А безмолвная балерина в образе Татьяны – тоненькая, изящная, сексуальная, пластичная. Боже, как она вилась у ног Онегина, когда он зачитывал только что полученное письмо Татьяны. А как скандировал зал: «Уж небо осенью дышало…» А рабочий сцены, который ни с того ни с сего (хотя, конечно же, и с того, и с сего!) затянул арию Ленского, и как Гуськов его гнал с помоста! ВАУ! Столько фишечек. Они расставлены везде. Ты понимаешь, что все это фишечки, но как же они затягивают.