Владимир Узник - УЛИЧНЫЙ КОЛОСОК

Женат прадед был на некрасивой, но богатой девушке Евдокии. Детей было много, обучены грамоте, знали ноты, пели на клиросе в Храме. Умер ослепшим 76 лет от болезни желудка.

Помимо моего деда Ивана Константиновича, оперного тенора впоследствии, были ещё сыновья: Андрей, Роман и Михаил; дочери Анна и Мария. О дочерях мне ничего неизвестно.

Д. Андрей служил в казаках в Ростове. После гражданской войны оставался там и жил крепко. После расказачивания и раскулачивания подался в Москву «на заработки». В дальнейшем вынужден был осесть на родине и вступить в колхоз. Как-то, на уборке ржи, в обед, лёг отдохнуть под телегу, простыл, заболел жесточайшим воспалением лёгких и вскорости умер.

Д. Роман – работал каменщиком, пел в храме.

Д. Михаил при всей семейной набожности оказался в большевиках партийным. Служил моряком на Дальнем Востоке. Вернулся в Тамбов, получил высшее образование, женился, родилось двое сыновей: Владимир и Александр. Затем был направлен перед войной в Воронеж, где занимал пост одного из секретарей обкома партии. Перед сдачей Воронежа немцам был эвакуирован в Куйбышев (ранее и ныне – Самара), где впоследствии ослеп и умер.

Надо сказать, что ранняя слепота – присущая наследственность рода Кузнецовых.

Со стороны бабушки Кузнецовой (урождённой Рулёвой) Матрёны Ивановны сведений ещё меньше.

Бабушкиного отца, моего прадеда, звали Иваном, мать (мою прабабушку) – Натальей. Оба умерли рано. Были красивые, жили в достатке.

Прадед владел мельницей, служил в Борисоглебском Императорском Банке. У них было много детей. Семейное благосостояние было таково, что прадед Иван глубокой ночью подымал семью и усаживал за стол, чтобы покушали. Не дай Бог, чтобы кто из детей голодным ложился спать.

Невольно с содроганием вспоминаю своё детство с нуждой и проголодью «развитого сталинизма».

Помимо моей бабушки, Матрёны Ивановны, росли сыновья: Илья, Василий, Владимир; дочери – Ольга, Елена, Анна, Мария (умерла в девичестве).

Из них я видел только двоюродную бабушку Ольгу (все звали «тётка Оля») и двоюродную бабушку Елену («тёть Лёна»).

Скудные сведения о брате их Владимире ограничиваются только тем, что он участвовал в Первой Мировой войне, попал в плен к немцам и умер в германских бараках.

Другой брат Василий служил урядником. По окончании службы женился и крепко занимался хлебным промыслом: выпекал очень вкусные хлебобулочные изделия всевозможных видов. Особенным спросом пользовались душистые ржаные хлебы и пшеничные плюшки. Необыкновенный вкус складывался от высококачественного местного природного зерна, от особых кирпичных печей и сжигаемых кизяков с соломой. В современном хлебопроизводстве всё, конечно, утрачено. Помимо изготовления, бабушкин брат сам и развозил хлеб, сам же и торговал им.

Как-то осенью, ближе к вечеру, собрался на лошади с хлебом из села Самара в село Озерки. Проезжая мимо кладбища, увидел рядом огненный клубок. Его лошадь принялась дёргать и суетиться, вожжи не помогали. Клубок покатался возле и исчез. Немного погодя явилась белая лошадь. Но вскоре всё пропало. Василий Иванович вернулся домой сам не свой, сильно заболел и через три дня умер, не оставив детей.

Странный случай с ним был и ранее. Однажды он влетел в дом, как запалённая лошадь, на нём, как говорится «лица не было».

– Начали спрашивать: «Что с тобой?»

– С дрожью он ответил: «За мной кто-то гнался!».

Когда разобрались в кругу соседей, оказалось, предметом испуга была его собственная тень.

Оставшуюся сиротой шестнадцатилетнюю Матрёну её крёстный выдал замуж за Кузнецова Ивана Константиновича. Как и полагалось, при разделе Кузнецовского имения, деду было всё дано для постройки собственного дома на Славе: и инвентарь для ведения хозяйства, и скотина.

Молодая была высокая, красивая, статная. Бабушка оставалась такой до старости, и даже тяжелейшая жизнь её не согнула и не изуродовала.

Жених был старше, меньше ростом, рыжий, не красавец, «неважно скроен, но крепко сшитый», как говорится; не спесивый, но с достоинством и благородной осанкой.