Марина Саввиных - Мосты над облаками. Встречи, события, диалоги

Давида Бурлюка, чтобы отмечать достижения отечественного авангарда и международные исследования. У меня были контакты с филологами, я дружил с известным хлебниковедом, который недавно умер, к сожалению, Виктором Петровичем Григорьевым… это блестящий совершенно филолог и хлебниковед… А до этого был ещё восемьдесят пятый год, столетие Хлебникова. Первые Хлебниковские чтения состоялись в Астрахани, в которых я участвовал.

Я тогда написал такую композицию, которая называлась «Белый ворон», пронизанную хлебниковскими аллюзиями… так и создалась та новая структура, Академия Зауми, абсолютно независимая, не имевшая никогда никаких денег, дотаций. Всё, что я делал, я делал за собственные средства, которые зарабатывал преподаванием, чтением лекций и т. д.

Саввиных. И кто же они, сегодняшние академики?

Бирюков.Я уже назвал некоторые имена: Геннадий Айги, Ры Никонова… Андрей Вознесенский тоже входил в АЗ. Петербургские авторы – кроме тех, кого я назвал, Борис Шифрин, Арсен Мирзаев, который сейчас здесь присутствует… Исследователи – Григорьев, Наталья Фатеева, доктор наук из Института русского языка, которая занимается авангардом, Татьяна Никольская из Петербурга, Виктор Соснора… Вот сейчас академиком стал Владимир Алейников… несколько зарубежных исследователей и переводчиков русского авангарда на разные языки. Здесь сейчас Лео Бутнару из Молдавии. Он перевёл массу произведений русского авангарда на румынский язык. Он тоже у нас лауреат и академик. И – Евгений Степанов, который очень много делает, пропагандируя авангард своими журналами и различными акциями.

Саввиных.Можно сказать, что определённым образом структурируется целый мир… Из хаоса возникает космос.

Бирюков.Действительно, происходит структуризация и оформление, но… когда у меня спрашивают, где эта Академия размещается, какие у неё реквизиты, я мог бы ответить, что она в моей квартире размещается, что я сдаю под Академию офис… Но я обычно отвечаю, что это Академия в платоновском смысле. Она – «в садах». В данном случае, в пространстве Коктебеля. Вместе со мной. Поначалу, конечно, не всё получалось так, как хотелось. Тамбов в смысле искусства город не шибко продвинутый. Там это, конечно, воспринималось… опять Бирюков чего-то там чудит… вот он авангардист и делает какие-то чудеса очередные… А потом, в девяносто первом году, я стал преподавать в Тамбовском университете. Меня давно туда приглашали, но по разным причинам я отказывался. А там работал мой бывший преподаватель по современному русскому языку, языкознанию, Владимир Георгиевич Руделёв, лингвист-структуралист… он меня всё время приглашал на свою кафедру русского языка. И в девяносто первом году я наконец согласился и восемь лет преподавал лингвистику. Современный русский язык, культуру речи, общее языкознание, фонетику… Сначала это было очень сложно. После университета я долгое время не преподавал предметы лингвистики, а занимался литературой. Мне пришлось за лето восстановить все эти циклы… причём меня пригласили, но простым преподавателем, ассистентом, у меня тогда ещё не было диссертации. Год я поработал тяжелейшим образом, но совершенно неожиданно это мне очень много дало. Я переформатировал свои поэтические поиски, поскольку стал заниматься фонетикой, снова обратился к Трубецкому, к общей фонологии… Пражская школа, датская, американская трансформационная лингвистика… пришлось войти во всё это очень основательно. И это действительно сыграло большую роль, в том числе и в моих занятиях со студией. Уже через пару лет преподавания я организовал в университете конференцию, посвящённую поэтике русского авангарда. Руделёв меня очень поддержал, а деканом была моя бывшая сокурсница… в городе меня, конечно, хорошо знали, ректор проявил понимание – и мы провели Международную конференцию, выпустили сборник. Трудно было в то время, девяносто третий год, очень трудно, не было средств, ничего… у нас был университетский журнальчик, и я просто придумал: вместо того, чтобы искать деньги на сборник, сдвоенный или строенный номер журнала посвятить материалам этой конференции. И тогда впервые на программках и везде было напечатано: Министерство образования России, Тамбовский государственный университет, кафедра русского языка, Академия Зауми. Необходимый элемент здоровой футуристической весёлости (смеётся). И потом мы провели восемь или девять конференций под общим названием «Слово». Когда сборники выходили, они всегда выходили с этим грифом. Так мне удалось утвердить Академию, и должен сказать, что сейчас в Москве мы впервые провели конференцию, посвящённую 125-летию Кручёных в музее Маяковского, и там в грифе тоже: Министерство культуры, Институт мировой литературы, Музей Маяковского и Академия Зауми. Дальше мы выпустили альманах Академии Зауми – пока один номер: помогли коллеги-академики. Несколько публикаций в девяностые годы я сделал в журналах. В журнале «Волга» вышла большая публикация, посвящённая Академии Зауми. Была статья в «Знамени», где я рассказывал об этом. И сейчас на научных конференциях мои бывшие ученики выступают с докладами об Академии Зауми, и это уже какая-то историческая перспектива.