Николай Хрипков - Библиотека, или Музей книг

– Э…. уважаемый! А рыба какая-нибудь в этой реке… ой! Как она называется запамятовал…Ведь только сейчас помнил! Что-то с памятью моей стало. Видно, такое здесь место.

– Стикс, – напомнил я. – Река, которая отделяет земной мир и подземное царство мертвых.

– Вот! Вот! Рыбка-то в вашей речке водится? Удивительный вопрос: почему я водовоз.

Старец улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой. После чего у нас пропало всякое желание задавать ему вопросы, по крайней мере до той поры, пока мы не доберемся до берега. От всей его могучей фигуры веяло безысходностью. Кажется, мы влипли.

– Нас на берегу кто-то ждет, – проговорила Леночка, показывая рукой. – Он даже машет нам.

– Да! Какой-то мужик в белой простыне, – кивнул Васька. – Ну, я угораю! У него на голове венок, как у девки. Вышел из парной только что. Хотя в этой речке банный жар не остудишь. Сюда наоборот с веником надо залазить. Покруче всякой сауны будет. А что, Аркаша, в субботку наведаемся сюда в парную? Только веничек надо приготовить.

– Вергилий это, – сказал я. – Поэт. Древнеримский. Был в ссылке на побережье Черного моря.

– А ты его знаешь? – удивился Васька. – Что ж ты молчал? Ништяк у тебя корефаны!

– Да так! Шапочное знакомство. В смысле, кое-какие его стишки читал в библиотеке мировой литературы. В свое время пользовался огромной популярностью.

Может быть, поведать моим друзьям историю жизни этого замечательного римского поэта? Рассказать о взлете его славы, удивительных поэмах и последних драматических годах его жизни? О том, как он сопровождал другого великого поэта в странствиях по Аиду?

Но вряд ли их что-то интересовало в данный момент, кроме вечного вопроса жизни и смерти. Путешествие, так легкомысленное начатое нами, могло закончиться в любой момент. Если даже мы живыми и здоровыми доберемся до того берега, неизвестно, что там нас еще ждет.

– Мы не сгорели! Фу! Но изрядно попотели! Как будто разгрузил вагон угля. Хотя я никогда его не разгружал.

Васька, облегченно вздохнув, первым выпрыгнул на берег и потянулся, как после сна. Леночка достала косметичку (до этого не замечал у нее косметички) и стала припудривать раскрасневшийся носик, потом поправила локоны, убрав несколько колечек за уши. Долго рассматривала себя в зеркальце, почему-то втянув нижнюю губу.

Такова женская натура! Даже в загробном мире они не забывают о своей внешности. И столкнувшись носом к носу с ужасным монстром, не позабудет припудрить носик, чтобы понравиться ему. И конечно же, понравятся. Кто же устоит перед их чарами?

Подняв руку над головой, Вергилий поприветствовал нас. Так, наверно, приветствовали цезарей выходящие на арену амфитеатра гладиаторы: «Ave, caezar! Morituri te salutant!» Он поднимался в белоснежной тоге с красной каймой и махал им.

– Что это он сейчас сказал? – спросил Васька. – Что-то я не совсем дослышал его слова.

– Это он на латыни. Латинский язык – это язык древних римлян. А Вергилий – римлянин.

– Так переведи! А то ишь какой нашелся! Сам, значит, понимает, а на друзей ему наплевать.

Никакой латыни я, конечно, не знал. Но по ситуации было понятно. И тем более я боялся уронить себя в глазах Леночки.

– Вергилий сказал: «Здравствуйте, друзья! Добро пожаловать в царство мертвых!» Он проводник по Аиду. Однажды он провел по всем кругам другого великого поэта.

Но Васька не слушал меня. Да и на кой ему нужны великие поэты, вместе взятые? Повернувшись к реке, он заорал:

– Дед! Ты чего? Берега попутал? Фьють! Греби назад! Я кому сказал? Глухой что ли?

Харон отплывал от берега. Он неторопливо орудовал длинным тяжелым веслом, опуская его то с одного борта, то с другого.

– А как-назад-то? – удивился Васька. – Я, конечно, отличный пловец. Но что-то в эту речку…

К нашему удивлению Вергилий заговорил по-русски без всякого акцента. Впрочем, круг его общения здесь очень широк. Так что я не удивился его знанию языка.

– Харон перевозит только на этот берег. На тот берег он всегда возвращается пустым.

– А назад как же? – закричал Васька. – Не знаю, как вы, а я на это не подписывался.

Вергилий пожал плечами и грустно улыбнулся. Такую улыбку называют тихой. И она означает сожаление.

– Во! Кажется, у нас уже начинаются проблемы, – прощебетала Леночка, подкрашивая губки. – Умные люди избегают проблем, а дураки их находят на свою голову.

Если мы вернемся назад, я обязательно сделаю ей официальное предложение. До совершеннолетия нам остается ждать еще несколько лет, так что у Леночки будет время обдумать все pro и contra. Оказывается, я всё-таки недооценивал себя: латынь мне немножко знакома. Надо как-то поделиться этим открытием с Леночкой.