Николай Семёнов-Мерьский - Жизнь и приключения Руслана Шкурдяева

Заставляла его идти в ванну и мыться, чтобы не вонял, как она говорила. Пока он, папа заполнял собой ванну и поливал себя из душа, мама Настя меняла ему простыни на диване, и бросала чистые трусы, больше похожие на чехол для двигателя. После того, как папа возвращался на диван и доканчивал свою дневную норму, «пузырёк», к нему подступалась мама и требовала денег, поскольку, деньги кончились, надо продукты покупать, девочке, жене моей, платье, в котором она ходит, никуда не годится, тоже пора заменить. Отец молча лез к своей заначке, «отслюнявливал» требуемую сумму и мама Настя удалялась. Так, в течении месяца, заначка папы Феди перекочёвывала к маме Насте и процесс «расслабления» заканчивался. Оставшееся от зимы время, папа Федя, раз месяц ходил на рыбалку, возвращался всегда с рыбалки в приподнятом настроении, даже если был без улова. Всегда принимал на рыбалке, для «сугрева», чуть-чуть, «каплицу», то есть, в его понятии это «пузырёк». Самым раздражающим моментом для мамы Насти, было папино курение. Папа Федя курил какой-то особый табак, который ему доставали по блату, мама Настя называла его, этот табак, вонючий, а я его про себя называл «кизяком», поскольку сам я не курил, душа не принимала. Папе Феде приходилось курить свой табак на лестничной площадке, где он держал все принадлежности для этого, включая кресло.

Преставился папа Федя, на этом же диване, после окончания ежегодного «расслабляющего» месячника. Шёл процесс «просушки» папиного организма, самый тяжёлый первый день, после полного опорожнения всех «пузырьков», и просил он очень похмелиться, но тёща и Зинка стояли «стеной», «нет и всё», особенно ругалась Зинка. В результате «всё» и закончилось, я в это время был на работе. Вскрытие показало, отрыв тромба в кровеносном сосуде, прекращение кровообращения. Царство небесное и вечный покой, папе Феде, хороший, добрейшей души был человек. Он, тесть мой, меня и пристроил в эту «плавконтору», в которой я сейчас служу. «Контора» не простая, принадлежит Министерству обороны, снабжает персонал пунктов слежения за оперативной обстановкой на «Севморпути» всем необходимым для жизни и работы на время зимовки. Рейс по снабжению всегда проходил по знакомым, освоенным местам, всё было изучено и знакомо за первые годы походов, сюрпризы преподносила только погода и особенно льды, приходилось и ледокол вызывать на прочистку фарватера к очередной базе, к пункту разгрузки, сдать что надо, а что сломалось загрузить в трюм и при возвращении сдать. Кроме того, работа в этой «плавконторе» пошла в зачёт воинской службы, что тоже хорошая льгота была.

Зина моя, с годами испортилась, стала сварлива, ругалась на меня постоянно, «сделал не так, ничего не делаешь, денег нет, а дочка уже взрослая». Вскоре после нашей свадьбы, у нас родилась дочка, Ксения, подозрительно быстро, на что намекала мне моя мама Мария, которая иногда приезжала к нам погостить, в Куйбышев, который стал потом Самарой, вместе с моей сестрой Леной. Мама, со дня свадьбы моей, с Зиной и Зининой мамой не сошлись, особенно мама моя испытывала антипатию к Зине, хотя Зина всячески старалась ей, моей маме, угодить. Мама мне потом призналась, находясь в «расслабленном» состоянии, что Зина, рыжим цветом своих волос напомнила ей ту, не хорошую, рыжую тварь, стерву, к которой от нас ушёл мой папа, когда мне было пять лет. Зина тоже приворожила меня своей копной буйно вьющихся рыжих волос. Кроме того, она очень хорошо исполняла на гитаре песни разных «самодельных» бардов, особенно их всеобщий гимн со словами, как хорошо, что все мы здесь, сегодня собрались, а друг Витёк, всегда добавлял, «и надрались», что была истинная правда. Мне, Зина призналась, после первой близости, что её пленили моя мужицкая, мускулистая фигура, с отсутствием жировых отложений и искреннее выражение лица, которое говорило ей, да, на меня можно положиться, со мной, как за каменной стеной. Я этого не ожидал, после смотрелся в зеркало и кроме нахальной, конопатой рожи ничего не увидел.

Зина, со временем, по фигуре стала догонять папу Фёдора, а по ругательству превзошла маму Настю, тёщу мою. Когда мы с Зиной ругались, теща всегда принимала мою сторону, и постоянно внушала дочке, терпи. Моя мама, вместе с Леной, приезжала в гости из нашего посёлка лесорубов и лесосплавной конторы, расположенного в глухом месте Заволжья. В речной техникум поступать, она меня привезла в Куйбышев лично, ей очень хотелось, чтобы я «вышел в люди». Она очень подружилась с тестем, отцом Фёдором. Они оба, как два бывших фронтовика, очень уважали «наркомовские 100 грамм» и на этой основе сошлись характерами и зауважали друг друга. Он её после первого тоста и общения, стал величать Маней, а она его Федей. Папа Фёдор, после знакомства с моей мамой Марией, стал воспринимать приезды моей матери к нам в гости, как праздничное мероприятие. Мама моя прослужила в миномётном артдивизионе, поварихой и санинструктором, три военных года, на фронтах, а тесть воевал на Севере, в Мурманском крае, в роте связи оборонительного района, ходил в морской форме, считал себя «военмором». Во время зимних перерывов между рейсами, они, Зина и тёща, меня устраивали работать в одной из районных отопительных котельных города, кочегаром, правда жгли мы в котельной мазут, так что работа была «не пыльная». Я даже успел за эти годы, по настоянию жены, поступить в «Политех» на вечернее и поднять своё образование до высшего, по специальности «Тепловые энергоустановки», моя мама меня также к этому уговаривала. Зина тоже училась в университете на финансовом, так как заканчивала речной техникум, на бухгалтера-счетовода. На предприятиях, куда она поступала работать, долго не задерживалась, тамошний народ оказывался не хороший. А познакомился я с Зиной и подружился на одном из очередных слётов клуба исполнителей «самодельных» песен, которые часто проходили в нашем городе, так как много было в городе техникумов и институтов, соответственно и много студентов-туристов, альпинистов и гитаристов. Во время ихних турпоходов, у них всегда происходили какие-нибудь чрезвычайные происшествия, которые сплачивали участников группы похода, потом это выливалось в песенные баллады, которые исполнялись на их сборах-слётах, фестивалях, в которых парни и девушки, сообщали всем присутствующим, в песенной форме, как им было тяжело и опасно в походе, но они от этого становились только счастливее.

Читать дальше