Ольга Пономарева - Исповедник веры протоиерей Григорий Пономарев (1914-1997). Жизнь, поучения, труды. Том 1

Эпизод из жизни отца Григория, о котором хочется поведать, я слышала еще в юности, но тогда он не запал в душу так глубоко, потому что все, что рассказывал папа, было леденяще жутко, и память, как самозащита, размывала отдельные фрагменты лагерных историй, да и я была еще слишком молода, чтобы что-то понимать.

Уже во время работы над книгой одна духовная дочь отца Григория повторила эту историю. Мои воспоминания о жизни родителей, ожившие в ходе разговора, как в фокусе сконцентрировали давно забытое, а недостающие звенья, о которых я услышала, составили целостную картину. Круг замкнулся. Все встало на свои места, и многое в скрытой от постороннего взгляда жизни отца Григория и матушки Нины стало мне понятным, вызвало трепет и уважение. В душе моей были задеты самые трогательные и чистые струны, навсегда остающиеся в памяти человека – как вразумление и как пример на пути стяжания Духа Святаго.

Женщина, поведавшая мне свои воспоминания, – глубоко верующий человек с трудной, изломанной судьбой. Она всегда беспрекословно слушалась батюшку. Видимо, в очень уж сложный жизненный водоворот попала эта раба Божия, так что батюшка в долгой беседе с ней привел пример из своей лагерной жизни. Этот рассказ лег в основу этой части главы «Голгофа».

Годы в заключении не идут, а ползут, и каждый день жизни может оказаться последним. Состав заключенных лагеря часто менялся. Скорее всего – специально, чтобы люди не успевали сплотиться или как-то подружиться. Менялось начальство, и вновь прибывшим была глубоко безразлична предыдущая жизнь. Новый день – новые страдания, новые люди, новые ситуации. Только голод все тот же, нескончаемый и изнуряющий до изнеможения. Летом чуть меньший, а зимой доводящий одних до суицида, других – до преступления, убийства кого-то из заключенных; третьих – до психического расстройства. В общей массе голод «подчищал» зону к весне процентов на пятьдесят-шестьдесят: и вот готовы уже «вакантные места» для новых страдальцев. Наиболее сильные личности рук на себя не накладывали и в бессмысленные кровавые побоища не ввязывались. Их психика оставалась незадетой, но от хронического истощения и непосильной работы организм человека не выдерживал и давал сбой. Часто такой «сбой» проявлялся в заболевании глаз, которое в народе называют «куриной слепотой». Болезнь эта характерна тем, что с наступлением сумерек человек теряет зрение. Он не видит ни дороги, по которой надо идти, ни пайки заработанного хлеба, ускользающей прямо из-под его носа с барачного стола. Заболевание развивается очень быстро, и слепые люди лишаются пайки хлеба, который даже не продлевает жизнь, а, скорее, оттягивает смерть. Таких больных выселяли обычно в отдельный барак. Практически это был барак смертников.

Их, конечно, гоняли на работу. Днем они видели, но вечера ждали с ужасом, чтобы, цепляясь в темноте друг за друга, под окрики охраны и насмешки «братвы» как-то добраться до места. А там их уже поджидали лагерные «шакалы», для того чтобы успеть выхватить хлебную пайку у почти незрячего человека, ослабленного тяжелыми трудами и голодом. И так день за днем; правда, жизнь заключенных в этом бараке длилась недолго. Конец приходил очень быстро и всегда однозначно. «Барак смертников» – и этим все сказано.

Примерно на седьмом году заключения отец Григорий почувствовал грозные признаки «куриной слепоты». Болезнь развивалась стремительно; не прошло и месяца, как его перевели в барак к «смертникам». Над отцом Григорием сгустился мрак безнадежности. В почти ничего не видящем, бредущем после изнурительного труда в толпе таких же слепцов и знающем, что сейчас опять будет украдена его пайка, в нем блеснула пусть малая, но надежда – выжить. И он взмолился Богу:

– Господи Иисусе Христе! Милостивый! Ты столько раз оказывал мне помощь и защиту. Остаются только три года до окончания срока моего заключения. Дай мне возможность дожить до этого времени и выйти из лагерного ада. Дай возможность послужить Тебе в храме Божием. Дай увидеть, обнять ненаглядных моих родных, и тогда я буду любить и оберегать их всеми своими силами, но принадлежать – только Тебе, Господи! И жена моя, горячо мною любимая, будет мне лишь сестрой. Я уверен, что она поддержит меня, ведь крест христианский – это не просто бездумная покорность судьбе, а свободно избираемая бескомпромиссная борьба с самим собой. Господи! Приими обет мой и помоги, спаси и помилуй раба Твоего, грешного Григория.