Евгений Ширяев - От деревеньки Мосеево до Москвы. Воспоминания и размышлизмы

Между прочим, Малинники и Берново – знаменитые пушкинские (точнее, вульфовские, но знамениты по Пушкину) места. Теперь туда ходит экскурсионный автобус, а тогда я об этом и не знал. Интересно, знала ли об этом учительница по литературе, Анна Ивановна?

В некоторых деревнях и после войны стояли солдаты (в основном туркмены). Иногда это было опасно. В 12 лет пошел я за 15 километров лесом в деревню Парамониха, на свадьбу к моему троюродному брату Виктору Тубареву. В разгар свадьбы врываются солдаты. Дяде Васе Тубареву солдатской пряжкой в лоб, вступившемуся дружку Виктора ножиком под лопатку. Невеста села на жениха, загораживает его. Солдаты похватали что было со стола и скрылись. Тем и свадьба кончилась, а было ли какое-то расследование – не знаю. Витя через много лет в Ленинграде застрелился из ружья.

В основном же обстановка в деревнях была нормальная. Уходя из дома, только вставляли палочку в пробой, чтобы показать, что никого нет дома. На замок же закрывали только когда в окрестностях появлялся цыганский табор.

Я рос в основном здоровым мальчишкой (щи да каша, молоко). Но, конечно, несколько и поболел. Пятилетним рыл я в огромном снежном сугробе норы и ползал по ним. Пришел домой – сам как сугроб. Заболел воспалением легких. Дед повез меня на санках в деревню Тепляшино, там был военный медик. Дал медик какие-то таблетки, а дед его заодно спросил – не наследственная ли болезнь рак. Медик (наверно, это был простой фельдшер) сказал такую чушь, что в возрасте матери мы тоже можем заболеть раком. Дурак, заставил меня много десятилетий помнить об этом.

В другой раз, собирая в лесу грибы (разумеется, босиком), порезал я об какую-то осоку ногу. Порез был пустяковый, но, видимо, осока была ядовитой (есть такие). Вся нога до колена распухла, нарыв. Повезли в Дарьино, фельдшер сделала операцию. Полтора месяца просидел я дома, вместо того чтобы бегать по полям и лесам. Но это все пустяки, в основном, повторяю, детство было золотое.

Мои домашние и дикие животные.

Вы, горожане, в лучшем случае знаете только кошку и собаку. Я же до 14 лет жил в мире животных.

Конечно, на первом месте корова. “Кормилица”, – говорила бабка. В самом деле – молоко, телята, мясо, шкуры. После Райки-первой у нас была Райка-вторая, и мы с ней были большие друзья. Из поля встречаю – она сразу ко мне, чтобы я дал ей капустных листьев. Ежегодно приучал к полю ее телят (первоначально, по холоду, они жили у нас в избе за печкой). Налетят слепни, теленок задрав хвост удирает домой, ты за ним и отводишь снова в поле. Но неприятно запомнился процесс резания подросшего бычка. Дед, приучая к домашним заботам, взял меня с собой в хлев. Погладил бычка (тот, дурашка, лезет лизаться), а потом как жахнет кувалдой по лбу. Закачался бычок, глаза подернулись туманом. Дед еще жахнул, упал бычок и дед перерезал ему горло. Что поделаешь – неприятно, но нужно. Так многое в жизни неприятно сочетается. Снова Тамара: «Зачем ты пишешь эту грязь».

Лошадь Майка (потом еще была ее дочь Тамарка, красивое и строптивое создание; везет мне на Тамар). Майка, колхозная, была на постое на нашем дворе. Эту угощал кусочком хлеба с солью. Она могла бегать за мной, как собачка, не нужно было узды. Когда я по весне чистил ее от старой шерсти железным скребком, я нисколько не боялся ни встать сзади, ни заставить поднять ногу, ни залезть под живот. Я плакал, когда она по старости свалилась в военный окоп и там умерла.

Овцы. У деда были романовские овцы. Насколько знаю, это лучшая из пород, только потом она стала в колхозах исчезать, потому что требовала несколько большего ухода (за копытами нужно было следить). Ежегодно резали двух баранчиков (я ловил и держал, дед резал и разделывал). Овечьими ножницами стригли овец, я держал.

Вообще у нас было так называемое натуральное хозяйство. Хлеб, картошка и прочие овощи свои. Молоко, мясо свое. Я ходил в дубленой овечьей шубе (не знал тогда, что это называется дубленкой), в овечьей же шапке, на ногах валенки а на руках варежки также из шерсти своих овец.

Куры, гуси. Когда мне первый раз поручили отрубить курице голову, я это сделал, но курица без головы вырвалась и улетела. Тамара: «Зачем ты пишешь эту грязь».

Нельзя обойти котов. Запомнилось, как закапывал котят от первой кошки Мурки (и снова Тамара). Особенно запомнился третий кот, большой рыжий Матрос. Был он отличный мышелов (в деревне коты предназначались не для лежки на диване), но был и большой разбойник. Однажды притащил зайца. Гонял всех окрестных котов. Однажды загнал в колодец кота бабы Любы, откуда она его утонувшего вытаскивала. Баба Люба (здоровенная и еще относительно молодая), зайдя как-то к нам и увидев Матроса, схватила его и ушла, по пути разбила ему голову об сарай. Сейчас я говорю коту Ваське: «Не сносить тебе рыжей головы».